Свет над землёй

Бабаевский Семен Петрович

— Это же, Иринушка, очень хорошо! И сказала ты мне об этом так просто, и теперь я вижу — тоже радуешься… Иринушка, а таких примет нету, чтобы узнать — будет мальчик или девочка?

— И какой же ты глупый! Разве это возможно?

— Непременно роди хлопчика!

Ирина уже хорошо изучила своего мужа: обычно в ту минуту, когда радость его переливается через край, сидеть Сергей не мог, — вся его рослая, немного сутулая фигура просила движений. Он и теперь вскочил, точно готов был куда-то бежать, обнял жену и хотел поднять ее своими жесткими, мускулистыми руками, но Ирина легко отстранила его и сказала:

— Сережа, радуйся,

но кружить меня не надо… Лучше давай посидим и поговорим спокойно.

После того, что он узнал, сидеть, да еще спокойно, Сергей не мог. Все еще не зная, чем бы усмирить себя, он начал приподымать то край кровати вместе с сидевшей на ней Ириной, то брал за ножку стул и носил его на вытянутой руке. И все же этого ему было мало, и он не утерпел: схватил жену, поднял ее и закружился с ней по комнате, а потом осторожно, как самую дорогую ношу, положил на кровать и, задыхаясь, сказал:

— А вот теперь поговорим спокойно!

9

Наступило утро, и было оно обычное, ничем не примечательное, с обилием росы в садах и на травах, с розовой дымкой под горой, вблизи станицы, — словом, утро такое, каких летом бывает немало, а Сергею оно показалось красочным и светлым… Направляясь в райком, он проходил по площади, ощущая в теле бодрость, а на сердце такую радость, что хоть запевай песню, которая должна непременно начинаться словами: «Сын мой, казачонок маленький…» Он мысленно повторял эти пришедшие на ум слова, и улыбка не сходила с его свежего, чисто выбритого лица. «Как же хорошо, — рассуждал он, — проснуться и думать, что скоро станешь отцом!» Ему казалось, что солнечные блики еще никогда так не вспыхивали на стеклах окон, как сегодня; деревья на фоне чистого синего неба были и выше и пышнее, нежели вчера; к забору клонилась ветка, вся усыпанная созревшими абрикосами, янтарно-желтая, точно облитая густым пчелиным медом, а Сергею думалось, что она кланяется ему с какой-то своей доброй улыбкой; на ветке примостилась птичка величиной с абрикосину, с золотистой шейкой, — певунья заливалась звонкой трелью, а ее крылышки при этом так вздрагивали, что Сергей невольно залюбовался ею и сказал:

— И ты радуешься… Ну звени, звени…

В таком приподнятом настроении, держа под рукой папку с бумагами, Сергей и появился перед Кондратьевым. Николай Петрович усадил Сергея на диван, а сам сел рядом, чувствуя, как душевное волнение этого бровастого молодого человека передается и ему…

Сергей открыл перед секретарем набухшую папку, вынул сколотые булавкой копии нарядов на электрооборудование, достал лист бумаги со вчерашними пометками и начал подробно говорить о своей поездке. Загорелое и обветренное лицо Кондратьева сделалось сосредоточенным, а взгляд пытливым, строгим, — пожалуй, никто не умел так, как он, слушать других.

Сергей на минуту задумался, вспоминая что-то самое важное, а в это время отворилась дверь и на пороге показался Федор Лукич Хохлаков. Видимо, старику не терпелось узнать, с чем же, с хорошими или с плохими вестями, Сергей вернулся в Рощенскую. С того дня, когда он узнал от Нарыжного о возвращении Сергея, дома ему не сиделось и не лежалось, и хотя еще чувствовал себя по-прежнему плохо и ходить ему было тяжело, он пересилил недомогание и направился в райком, надеясь увидеть Сергея вместе с Кондратьевым. Так оно и случилось. И вот он стоял, опершись на палку, с лицом болезненно бледным, затаив во взгляде и душевную

боль и невысказанную горечь.

— Заходи, заходи, Федор Лукич, — пригласил Кондратьев, — думаю, что и тебе невредно послушать…

— Да я только на минутку, к Сергею Тимофеевичу, — слабым голосом проговорил Федор Лукич и протянул Сергею мягкую, опухшую руку. — Я к тебе насчет сметы. Мое предприятие подлежит ремонту, время уходит, а в райфо я толком ничего не могу добиться… Помоги…

— О смете поговорите потом, — сказал Кондратьев и обратился к Сергею: — Ну, и что же отвечал министр? Одобряет?

— Наши мероприятия по лесным посадкам, — сказал Сергей, — министр поддержал.

— Хорошо! — сказал Кондратьев. — Слыхал, Федор Лукич?

Федор Лукич вытирал платком вспотевшие лицо и голову, посапывал, молчал, и во взгляде его таилась мысль: «Слышу, слышу, но чужой, чужой я теперь, и ничто меня не радует…»

— Думая об этом и прикидывая в уме, — продолжал Сергей, — я пришел к тому, что необходимо уже в эту осень заложить питомник по выращиванию лесопосадочного материала.

— Так как же, Сергей Тимофеевич, со сметой? — вдруг перебил Федор Лукич.

— Представьте проект на очередное заседание исполкома, — ответил Сергей.

Федор Лукич, опираясь на палку, тяжело прошел в дверь.

— Старик все еще бесится, — сказал Кондратьев, проводив Хохлакова взглядом. — Видел, какие у него затуманенные и ко всему равнодушные глаза?

— Больной, — проговорил Сергей и стал закуривать.

— Вот что, Сергей, — сказал Кондратьев, вставая и вынимая из карманчика часы, — через час соберутся члены бюро, приедет кое-кто из председателей. Повестка дня у нас небольшая — поговорим о некоторых итогах уборки и хлебосдачи. Я думаю, что первым вопросом можно поставить твою информацию о сессии и вообще о поездке в Москву… Важно также уже сегодня принять решение о созыве собрания районного актива для обсуждения твоего доклада. А перед вечером, если, желаешь, поедем со мной в «Дружбу земледельца», — там нужна помощь Косте Панкратову.

— Мы с Ириной хотели побывать у родных.

— Хорошо, — согласился Кондратьев. — Если хотите, могу подвезти вас в Усть-Невинскую.

10

День был на исходе, когда Кондратьев, Сергей и Ирина выехали из Рощенской и, от моста свернув вправо, направились по Усть-Невинскому тракту. «Победа», набирая скорость, покачивалась, а рядом с ней, протянувшись до кювета, мчалась горбатая тень. Сергей и Ирина сидели сзади, и встречный ветер, сухой и горячий, трепал их волосы. Сергей видел желтые поля, жнивье, копны снопов, валки соломы, лежавшие всюду, где прошли комбайны, и взгляд его туманился…

— Когда ты был в Москве, — заговорил Кондратьев, повернув седую голову, — к нам приезжала марьяновская делегация. На двух грузовиках прикатило человек тридцать во главе с Кривцовым.

— Чего это они пожаловали? — спросил Сергей.

— Электричеством интересовались.

— Своего нету, так хоть чужое приехали посмотреть. — Сергей поправил спадавший на глаза чуб и наклонился к Кондратьеву: — Ну, ты им все показал?

— Показывать-то особенно было нечего. Побывали они на гидростанции, посмотрели электромолотьбу у Рагулина и уехали. — Кондратьев с хитрецой взглянул на Сергея. — Твой приятель Кривцов очень интересовался, когда мы поставим вторую турбину. Я ему сказал, что турбина с завода отгружена.