Свет погасших звезд. Они ушли в этот день
Шрифт:
Письмо спустя неделю после отправки достигло Старой площади. Однако на стол Брежнева оно не попало. Секретарь по работе с почтой, ознакомившись с ним, переслал его в Госкино, председателю Ермашу. Тот в свою очередь дал поручение своему заместителю Павленку разобраться. Павленок разобрался: вызвал в Москву автора письма – сестру Параджанова, переговорил с ней и заверил, что против работы ее брата в кинематографе возражений нет. Что его предложения будут рассмотрены в установленном порядке. На этом аудиенция закончилась. Сестра уехала, а Параджанов так и остался без работы. Формальность была соблюдена. И все же вечно такая ситуация продолжаться не могла. Зная характер Параджанова, его друзья понимали, что рано или поздно что-то обязательно должно произойти. Либо ему наконец дадут работу, либо он сотворит
В октябре 1981 года Параджанов оказался в Москве у своих знакомых. Несмотря на то что те обставили приезд Параджанова всеми необходимыми мерами предосторожности, старались держать его в секрете, это не помогло. Вскоре о том, что Параджанов гостит в столице, стало известно многим, в том числе главному режиссеру Театра на Таганке Юрию Любимову. И он пригласил Параджанова к себе в театр, на генеральный прогон спектакля «Владимир Высоцкий». Так как с покойным поэтом и артистом Параджанова при жизни того связывали дружеские отношения, отказаться от этого приглашения он посчитал неэтичным.
На этом прогоне присутствовали многие деятели литературы и искусства, а также представители Министерства культуры и органов КГБ. Когда спектакль закончился, началось его бурное обсуждение, в которое свою лепту внес и Параджанов. Выйдя на сцену, он весьма толково разобрал все сильные и слабые стороны постановки, дал режиссеру несколько дельных советов. Однако в конце выступления не сдержался. «Юрий Петрович, – обратился он к Любимову, – вы сильно не расстраивайтесь. Если вас за этот спектакль выгонят с работы, то вы не пропадете. К примеру, я уже несколько лет сижу без работы – и ничего. Живу, как видите. Правда, мне помогает сам папа римский, который посылает мне алмазы, а я их продаю…»
После этих слов в зале возникло оживление, которое вдохновило Параджанова на еще более смелые заявления. Короче, он разошелся не на шутку и принялся костерить на чем свет стоит советскую власть, называя ее фашистской. Мол, лучшие люди отечества гниют в тюрьмах и лагерях, а «пыжиковые шапки с Лубянки» никак не могут успокоиться – даже сюда, в театр, заявились. Естественно, что после такого выступления пребывание Параджанова на свободе вновь оказалось под вопросом.
Москва потребовала от Тбилиси «разобраться» с Параджановым. Грузинские власти отреагировали на это весьма оперативно. На режиссера вновь завели уголовное дело – теперь его обвиняли в даче взятки. Причем повод к этому обвинению он вновь дал сам. Его племянник Георгий не сумел сдать экзамены в театральный институт (в сочинении о Павке Корчагине допустил аж 63 грамматические ошибки), и Параджанову пришлось искать возможность пропихнуть родственника в вуз по другим каналам. В итоге он подарил председателю приемной комиссии фамильное кольцо с бриллиантом, и парня зачислили в институт. Но Параджанов допустил непростительную глупость: стал чуть ли не на всех углах склонять институтских мздоимцев. Естественно, вскоре об этом стало известно органам, и они проверили информацию. Так всплыло дело о взятке. А затем была проведена успешная операция по выведению Параджанова на чистую воду.
Сначала милиционеры сняли показания с Георгия, а затем показали протокол этого допроса Параджанову. При этом следователь намекнул режиссеру, что может замять дело всего лишь за 500 рублей. Параджанов не почувствовал в этом предложении никакого подвоха и согласился заплатить отступного. 11 февраля 1982 года он запечатал деньги в конверт и отправился к аптеке возле Александровского сада, где у него была назначена встреча со следователем. Там его и арестовали. В тот же день в его доме был произведен обыск, во время которого милиционеры перевернули все вверх дном – искали мифические драгоценности. Правда, неизвестно какие: то ли отца Параджанова, то ли папы римского. Естественно, ничего они не нашли. Но суд над Параджановым состоялся. Он проходил в тбилисском Доме искусств через год после ареста Параджанова (все это время тот сидел в следственном изоляторе). Режиссеру дали пять лет тюрьмы, но условно. На смягчение приговора подействовало то, что за подсудимого заступились его друзья, в частности поэт Белла Ахмадулина. Она была в хороших отношениях с руководителем Грузии Эдуардом Шеварднадзе и написала ему письмо
Рассказывает Д. Шевченко: «Грозный поначалу суд, получив новое указание из столицы, в одночасье изменил тон. Прокурор в перерыве между заседаниями подошел к Параджанову и на ухо сообщил, что срока не будет. „Только, пожалуйста, Сергей, не устраивайте публичного спектакля“. Но тот не послушал.
Перед объявлением оправдательного приговора Параджанов вдруг потребовал слова и заявил, что милиционер, охраняющий его, разительно похож на Наполеона. «Ну-ка, сделай голову так, а теперь руки. Наполеон!» Судья обиделся. «Принесите килограмм лаврового листа, – потребовал Параджанов. – И белую простыню». – «Зачем?» – «Вы вылитый Нерон». По залу прошелся смешок. Покончив с Нероном и Наполеоном, этот обличитель «советского фашизма» вдруг заговорил о том, что он – настоящий ленинец и единственный режиссер, который может снять достойный фильм о вожде, великом мученике.
Затем началось несусветное. Слово взяла мать Гарика, Анна Параджанова, и потребовала объяснить ей, зачем у брата в комнате произвели обыск. Ведь он недавно освободился, приехал из лагеря в кирзе и бушлате, денег ни гроша. Пятьсот рублей, которые фигурировали в деле, дала ему она. «Он – нищий. У него даже белья собственного нет. Сережа носит фланелевые трусы покойной нашей матери Сиран…»
Зал замер.
«Что ты несешь, – взорвался Параджанов, – ведь в зале женщина, за которой я ухаживаю…»
И лишь несколько близких людей, в том числе сидящая вся в слезах Софико Чиаурели, поняли, что с Параджановым неладно, что-то надломилось в Сергее.
Гарик не видел, как дядю освобождали в зале суда. Он убежал из города и вернулся, только когда Сергей немного успокоился.
– До конца дней Сергей не мог забыть мне моей подлости, – признался в разговоре со мной Георгий. – Попрекал, что посадил его в тюрьму. Со временем, конечно, он простил меня. Но часто, особенно когда мы ссорились, говорил: «Когда умру – не смей подходить к моему гробу…»
Самое удивительное, но спустя каких-нибудь два года Параджанову разрешили вернуться в кинематограф. И произошло это в той же Грузии. Стоит отметить, что незадолго до этого Параджанов обратился к первому секретарю ЦК КП Армении Демирчяну с просьбой разрешить ему снять в Армении народный эпос «Давид Сасунский», но тот ему в просьбе отказал. Вот тогда руку помощи режиссеру протянули со студии «Грузия-фильм». В итоге вместе с известным актером Додо Абашидзе Параджанов снял свой третий шедевр – фильм «Легенда о Сурамской крепости». В основу фильма была положена старинная грузинская легенда о том, как некий юноша по имени Зураб дал согласие замуровать себя в стену Сурамской крепости, чтобы она смогла выстоять против натиска врага.
Премьера нового фильма Параджанова состоялась в марте 1985 года. Однако, как и ранее, прокат фильма оказался мизерным – было отпечатано всего лишь 57 копий, которые не собрали и полумиллиона зрителей. За пределами отечества фильм имел гораздо больший успех, он был удостоен призов на фестивалях в Трое, Ситсехе, Безансоне, Сан-Пауло.
Благодаря фантастическому успеху фильма за рубежом Параджанову впервые удалось побывать за границей. В феврале 1988 года он отправился в Голландию, в Роттердам, где чествовали двадцать лучших режиссеров мира, «надежду XXI века». Параджанов пробыл за границей всего три дня, однако успел многое. По словам очевидцев, он накупил на барахолке столько диковинных вещей (жестяные коробки с картинками, бесчисленные рамки для фото, коллажи и картины, фарфоровые рамочки, лампы, подсвечники и т. д. и т. п.), что их пришлось поднимать на двух лифтах. Весь этот скарб Параджанов затем привез в Москву, на квартиру своих старых знакомых Катанянов, чтобы оттуда уже везти в Тбилиси. И там произошла неприятная история. В день отъезда, пакуя вещи в чемоданы и ящики, Параджанов умыкнул и несколько раритетных вещей хозяев квартиры. Причем, судя по всему, умыкнул преднамеренно, пользуясь случаем. В. Катанян позднее напишет, что Параджанов, с достоинством пройдя огонь и воду, третьего испытания – медными трубами – не выдержал. Мол, слава сломила его – он решил, что теперь ему дозволено все.