Свет праведных. Том 1. Декабристы
Шрифт:
– Революция по закону! – вскричал Николай. – Но ведь эти слова не имеют между собой ничего общего!
Князь посмотрел на него усталым взглядом и прошептал:
– Может быть, в результате нашей победы между ними появится нечто общее…
– В любом случае, – заявил Рылеев, – я не могу дать согласия на предлагаемые вами визиты одного полка другому!
– Почему?
– Только время потеряем… Драгоценное время! Пока верные нам полки станут прогуливаться от казармы к казарме, великий князь Николай Павлович выстроит себе надежную оборону, и мы окажемся разбиты. Следует, наоборот, как можно быстрее привести тех солдат, в которых мы абсолютно уверены, на Сенатскую площадь: пусть их даже поначалу будет не так много, но они послужат примером другим!
– А
– Один батальон мужественных и отважных людей стоит больше, чем нерешительная масса!
– И что же вы предпримете с этими мужественными и отважными людьми?
– Пойду штурмом на Зимний дворец!
Удивленный и возмущенный князь как будто даже отшатнулся от собеседника:
– Ах, нет! Нет, нет и нет, господа! Только не это! Дворец должен оставаться для нас неприступным убежищем. Здесь не может быть никакого насилия!
– Отчего же?
– Да просто оттого, что стоит солдатне оккупировать царский дворец, вы больше не сможете сдерживать людей!
– Сможем-сможем! С чего бы войскам перестать повиноваться нам по-прежнему! Впрочем, мы слишком рано перешли к обсуждению тактики – когда будем на месте, обстоятельства сами подскажут, как действовать.
– Не терплю импровизированных баталий!
– А мы не можем позволить себе репетиции!
– Но что мы станем делать в случае провала?
Слова князя прозвучали для Николая оскорблением, просто-таки оплеухой.
– Никакого провала не будет! – воскликнул он.
– Так что мы станем делать в случае провала? – невозмутимо переспросил Трубецкой.
– Отступим к Старой Руссе, – сказал Рылеев, – поднимая по пути войска. Нам встретится много военных поселений. Повстанцы Юга присоединятся к нам: Пестель уже наготове в Тульчине, Волконский – в Умани, Сергей Муравьев-Апостол – в Киеве…
Князь Трубецкой в ответ на каждую названную Рылеевым фамилию одобрительно кивал головой – ему, наконец-то, представили логичный, последовательный план действий.
– Ваша программа отступления для меня предпочтительнее вашего же плана атаки, – сказал он, когда Кондратий Федорович закончил речь.
– Вот уж что неудивительно! – дерзко заметил Николай.
Он испытывал такую жгучую потребность в поддержке, что теперь просто возненавидел князя за его пессимистический настрой.
– Господа, господа, прошу сохранять спокойствие! – вмешался Рылеев. – Не забывайте, что князь Трубецкой принял на себя полномочия диктатора!
На Николая снизошло вдохновение, и он решился тихонько скаламбурить по-французски:
– Ce n’est pas un «dictateur d'esign'e», c’est un «dictateur r'esign'e»…
Что означало: не принял он полномочия, а сложил их с себя!
Стоявшие поблизости офицеры засмеялись, только хозяин дома нахмурился. Вероятно, сам критикуя князя Трубецкого за мягкотелость и робость, он переживал, что тот теряет уважение других заговорщиков. Лучше все-таки армия с плохим военачальником, чем армия вовсе без военачальника, думал Рылеев. Для того чтобы сплотить собравшихся если не вокруг человека, то хотя бы вокруг идеи, Кондратий Федорович попросил барона Штейнгеля прочесть манифест, который намеревались доставить в Сенат. У барона было сонное пергаментное лицо, тяжелые очки в черепаховой оправе, подбородок в форме яйца, уложенный на высокий узел белого галстука, носил он бутылочно-зеленый сюртук, протертый на локтях. Вынув из кармана весь исписанный и весь исчерканный листок бумаги, барон предупредил, что документ, собственно, написан ночью, отсюда и неряшливый вид, извинился и начал вяло, монотонно читать вслух:
– «В Манифесте Сената будет объявлено об уничтожении бывшего правления и учреждении Временного революционного правительства… Задачи у этого временного правительства будут следующие: подготовка выборов в Конституционное собрание, отмена крепостного права, равно как и всех привилегий для каких-либо общественных классов, на него будет возложена обязанность распустить армию
Заговорщики давно знали наизусть длинный и скучный перечень политических задач, но всякий раз слушали его с одинаковым воодушевлением. Думая о том, что родина всех этих возвышенных и гуманных идей – Франция, Николай мысленно благодарил жену… ах, как бы ему хотелось на самом деле сказать ей спасибо, расцеловать руки… Вокруг него заискрились сдерживаемыми слезами глаза на лицах, вмиг ставших словно более ожесточенными, выражавших теперь только одну, общую для всех идею, только одну, общую для всех надежду: мы должны победить! Затем офицеры расслабились, стали обниматься и похлопывать друг друга по спине: даже князь Трубецкой выглядел теперь взволнованным и растроганным.
– Надеюсь, друзья мои, все наши действия окажутся достойны цели, которой мы мечтаем достичь, – воскликнул он.
И направился к двери.
– Как? Вы уже покидаете нас, Сергей Петрович? – удивился Рылеев.
– Да. Не хочется ложиться слишком поздно.
– Чтобы набраться свежести и бодрости к завтрашнему утру?
– Н-ну… и для этого тоже… – Трубецкой явно был в затруднении… подыскивал слова для ответа.
А Николай тем временем, теряя в густом дыму от сигар и трубок лица друзей и вылавливая их снова, думал про себя: «Хм… Князья, графы, бароны, офицеры-гвардейцы, молодые люди из тех, кого считают вертопрахами и бонвиванами… кое-кто просто мещане… Наверное, впервые в мировой истории революцию затевают те, кто ничего не выиграет в случае ее победы! Обычно угнетенный народ восстает против тех, у кого есть привилегии – у кого благодаря происхождению, у кого благодаря богатству, – восстает, ища для себя свободы и равенства, а нынче, у нас, те, кому отроду принадлежат такие привилегии, люди, у которых есть все, чтобы жить спокойно и счастливо, рискуют этим всем, ставят его на кон, ради того, чтобы подарить народу даже и непрошенные им сейчас свободу и равенство… Да! Да! Никогда прежде не было настолько бескорыстного, настолько благородного, настолько… странного предприятия! И никогда прежде люди не выказывали cебя ни такими великими, ни такими безумными! Все эти юноши с такими обыкновенными лицами, они – герои столь же великие, как герои античности! И я сам… я – такой же герой…»
Он чувствовал себя странно легким… он будто воспарял, ноги больше не касались земли – он плыл на облаке… Несмотря на, прямо скажем, несколько спертый воздух в комнате, было в этом воздухе что-то такое – опьяняющее… Достаточно оказалось вдохнуть его, пусть всего несколько минут тут подышать – и тебя уже пьянила страсть к самопожертвованию! И ты понимал: хотеть – значит мочь, решиться – значит победить! Наверное, все-таки сам Господь тем или иным путем вдохновлял их дело.
Князь Трубецкой наскоро откланялся и удалился. Филька принес несколько бутылок вина, большое блюдо с хлебом, сыром и колбасами, поставил на стол. Взять, что приглянется, могли только стоявшие рядом, остальные просили друзей передать им тоже выпивки и закуски. Бокалы с вином переходили из рук в руки, Николай получил свой «заказ», дотянувшись до него через четыре ряда эполет. Откусив от бутерброда, измазал пальцы в масле. Ну и что? Никому не хотелось уходить. На улице – холод, ночь, царство рассудка, семьи… Нет-нет, не думать ни о чем таком – не позволять себе расслабиться! Все опять заговорили разом. Из прихожей долетали взрывы хохота. Отдельные, совершенно несуразные предложения вдруг становились отчетливо слышны среди общего гула: