Свет-трава
Шрифт:
– Думаете, найдут?
– Зря ничего не пропадает. Уж это так. У нас не старый режим.
Когда Федя сообщил Егорычу, что он ищет свет-траву по поручению ботанического кружка и что об этом лечебном растении знают студенты и преподаватели, старик даже присвистнул.
– Ты, Федор, попробуй по ложбинам пошарить. Вишь, сказывают, что доктор свет-траву по взлобкам рассевал. Да одно дело рассевать, а другое дело – ветер! Семя-то могло как раз по ложбинам разметать.
«А ведь дельно советует старик», – подумал Федя и попрощался
Федя спустился к озеру. В густом кустарнике он заметил пушистую низкорослую травку, усеянную крошечными розовыми цветами. Он опустился на колени, вырыл травку с корнем, потом увидел какое-то странное маленькое растение, напоминающее ландыш, на крепкой ножке, с розовыми шишечками по бокам.
Он долго бы еще ползал на коленях в кустах, но до слуха его донесся разговор. Кто-то бродил поблизости. Федя прислушался. Вскоре на поляну из леса высыпали девочки и мальчики, и Федя увидел, что это пионеры из лагеря.
– Туча-то чернущая какая! – сказал кто-то из пионеров.
Федя поднял голову. От горизонта поднималась черная туча. Она закрыла часть неба, раздвоилась на гигантские зловещие щупальца. С двух сторон они подбирались к солнцу, точно хотели схватить его.
Федя вскочил, отряхнул брюки. «Пресс на крыше!» – подумал он и помчался по тропинке.
Но прибежал он поздно. Почти час ливень терзал пожелтевшие от солнца листы бумаги. Потоки воды ожесточенно хлестали по прессу, подтекали снизу, превращали бумагу в жалкую киселеобразную массу, гнали ее по крыше в трубу и сбрасывали вниз в большую, уже до краев наполненную водой кадку.
Федя принес домой остатки гербария и, чтобы не расстраиваться, не раскрывая, бросил пресс в угол, а сам, тяжело дыша, мокрый до нитки, опустился на стул.
Стукнула входная дверь. В кухне послышался топот ног. Вошел Степан Петрович, снимая старый брезентовый дождевик.
– Эх, хорош дождичек! Вовремя, – говорил он, стаскивая промокшие сапоги.
– Дедушка! Все труды впустую, – чуть не плача, сказал Федя, указывая на брошенный пресс.
Старик с сожалением посмотрел на внука. Знал он, сколько сил, трудов, радостей и тревог стоил этот гербарий.
Но, желая утешить Федю, он сказал бодро:
– Ничего, Федюшка, не сокрушайся. Снова наберешь. Серьезное дело без шипов человеку в руки не дается. Оттого оно и любо.
– Дедушка, да ведь целый месяц труда. Сам знаешь, – с утра до ночи возился… И как это я забыл убрать на террасу. Всегда убирал, а тут забыл. И сразу же ливень. Ну как нарочно! Ты пойми, дедушка, какое это несчастье!
– Все понимаю, Федюшка, – опускаясь на порог и закуривая, отозвался старик. – Только рук-то не опускай. Завтра же спозаранку и ступай в лес снова собирать травы. А пока сними-ка мокрое, простынешь.
Федя выдвинул из-под кровати маленький чемодан в парусиновом чехле, достал черные трусы и зеленую майку с рукавами. Надел их. Тепло приятно разлилось по телу. Захотелось спать.
Он
Неудача не охладила Федю. С прежней энергией он продолжал сбор гербария и поиски свет-травы.
И вот партию собранных образцов Федя повез к Савелию Пряхину. Низкорослый мохнатый Рыжка, больше напоминающий медвежонка, чем лошадь, мелкой рысцой бежал по изъезженной дороге в Гречишное. Федя стоял на ногах и лихо покручивал концом вожжей, понукая и подбадривая коня. А тот нагибал вправо голову и косил добродушный глаз на свистящие в воздухе вожжи.
Вместе с Федей ехали Игорь и Саня, оба возбужденные предстоящей встречей с Савелием Пряхиным. Саня осторожно держала на коленях большую корзину, наполненную травой и цветами. Вряд ли что-либо могло приключиться с этой корзиной, но всякий раз, когда тележка подскакивала на ухабах, Саня поднимала и держала ее на весу.
Они ехали по темному сказочному бору с соснами в два обхвата, с мягким моховым покровом земли. Казалось, если пройти между стволами, то ноги утонут во мху по щиколотку.
За бором раскинулось поле. Узкая дорога разрезала надвое хлеба, густые, высокие, но еще не созревшие. А еще дальше расстилалась долина, горячая и песчаная, как пустыня, а где-то там, у горизонта, громоздились горы. Они казались голубыми, и на однообразных острых вершинах их блестел снег.
Саня пела, как обычно, негромко, без слов. У нее был приятный, не очень сильный, низкий голос. Федя знал, что Саня поет только тогда, когда на сердце у нее безмятежное счастье, и радовался ее пению.
Игорь молча любовался в бинокль на голубые горы.
В середине дня они подъехали к дому Савелия Пряхина, такому же старому и непокорному годам, как хозяин.
Федя, теперь уже как свой человек, соскочил с тележки, со двора открыл тяжелый засов и распахнул ворота. Конь послушно вошел во двор, и пока Федя закрывал ворота, а Игорь и Саня разминали затекшие ноги, он, вытягивая шею, щипал сочную траву, густо росшую около сваленных бревен.
Савелий Пряхин, как и год назад, сидел под навесом с кадкой на коленях. Он повернул лицо к воротам, так что седая волнистая борода прикрыла кадку, и прислушивался, стараясь понять, кто появился в его дворе.
– Дедушка Савелий! Здравствуйте! – закричал Федя, распрягая Рыжку.
– Федя, сынок! – обрадовался Савелий, поставил кадку на землю и повернулся к нему.
– Я сейчас распрягу! – крикнул Федя, поспешно сматывая вожжи и складывая упряжь в тележку. Он достал из-под сиденья охапку свежего сена и бросил Рыжке под ноги.
Саня, Игорь и Федя подошли к Савелию.
– Я с товарищами, дедушка! Это вот Игорь Пересветов, студент из Москвы. Это Александра Кузнецова, тоже студентка-заочница и работница слюдяного рудника. И все мы здесь в поисках свет-травы.