Свет твоих глаз
Шрифт:
Эмери обернулась и сделала безумную попытку вырваться из круга. Она бросилась на неприступную стену из тел индейцев и принялась бить по ним кулаками. Чьи-то руки схватили ее. Она услышала смех. «Они решили поиграть со мной, – пронеслось у нее в голове. – Поиграть, как кошка играет с мышью или птицей-подранком».
Ну что же, она доставит им это удовольствие. Только легко им ее не взять.
Эмери лягнула ногой одного так, что заболела ступня. Того, кто держал ее, она укусила за руку, почувствовав соленый вкус крови на губах. От неожиданности он вскрикнул, тогда как остальные только рассмеялись.
Эмеральда,
Слышала ли она протестующий возглас того, кто, наверное, был у них главным или нет? Сейчас она уже не была в этом уверена. Что-то очень больно и сильно ударило ее по голове, и она провалилась в пустоту.
До ее сознания доходили звуки незнакомой речи, она кожей чувствовала тепло солнца и еще невыносимую боль, железным обручем стягивающую ее голову. Она застонала.
Должно быть, ей снится, что ее куда-то везут на лошади, перекинув лицом вниз. Но сон был очень похож на явь, слишком реальны были толчки, отдающиеся нестерпимой болью в голове. Лежа лицом вниз, она явственно видела ноги, обутые в мокасины, постоянно мелькавшие у нее перед глазами. Чья рука удерживала ее тело, не давая соскользнуть с попоны?
Чья? Впрочем, не важно. Она снова провалилась в пустоту.
Когда Эмери очнулась, то поняла, что лежит на носилках, которые лошадь волочит по земле. Она попыталась пошевелиться, но не смогла: руки и ноги ее оказались связанными, а сама она была спеленута, словно младенец. Над ней висело полуденное солнце, раскаленное добела. Голова болела невыносимо.
Эмери вспомнила индейцев, крик Тимми, смерть Оррина и стрелу в окровавленной спине Маргарет.
«Дети! Что с ними? Живы ли они?» Эмери хотелось кричать от бессилия, но она не могла даже пошевелиться. Черный туман собрался где-то в затылке, и она снова погрузилась в ночь. Сейчас ей хотелось, чтобы ночь эта никогда не кончалась. Смерть была бы избавлением.
…Она услышала знакомые звуки фырканья лошадей, лая собак, крики детей, женские визгливые голоса, иногда среди них слышались и мужские, раздавался смех…
«Я, наверное, в лагере», – подумала Эмеральда. Поначалу все было словно в тумане. Но постепенно она стала различать конусообразные стены вигвама с отверстием в центре, сквозь которое пробивался солнечный свет. Влажные клубы горячего пара заполняли помещение.
Эмеральда попробовала распрямить ноги, но движение отдалось такой дикой болью в голове, что она снова провалилась в забытье…
Наконец она очнулась, открыла глаза и осмотрела себя. Она лежала в вигваме, на бизоньей шкуре, вывернутой мехом наружу, голая, если не считать повязки из оленьей кожи вокруг бедер. Руки и ноги были связаны кожаными ремнями. Обстановку вигвама трудно было разглядеть из-за белых клубов пара.
Эмери опустила голову и закрыла глаза. Она не знала, сколько времени провела здесь. Может, несколько часов, а может, и несколько суток. Губы ее пересохли и потрескались. Постепенно в памяти начали всплывать эпизоды ее путешествия в индейский лагерь.
Теперь, когда глаза ее освоились с полумраком вигвама, Эмери могла рассмотреть тех, кто находился в нем. Ее внимание привлек странный напевный звук. Вначале он был таким тихим, что Эмери решила, что он доносится откуда-то издалека, сливаясь с лагерным шумом. Она повернула голову в сторону звука и едва не застонала от боли. Перед ней сидел индеец. Он был одет в костюм из оленьей кожи, украшенный рисунками, раковинами и костями. Большая волчья шкура покрывала его голову и плечи. Он медленно бил в раскрашенный барабан.
– Кто вы?
Он ничего не сказал.
– Пожалуйста…
Глаза шамана блестели янтарным блеском. И вдруг Эмери узнала в нем того индейца, которого впервые увидела возле форта Ларами, а потом у повозки Уайлсов.
– Прошу вас… – прошептала она снова.
Но он, отвернувшись, занятый чем-то, не обращал на нее внимания. Эмери попыталась высвободиться и снова впала в забытье. Ей показалось, что она падает куда-то в бездонный колодец…
Индеец сидел на прежнем месте. Звук его голоса и глухое звучание барабана заполняли вигвам. Эмери вдохнула горьковатый аромат горящего шалфея.
Боль по-прежнему стучала в висках. Прошли минуты, а может, часы. Связанная и беспомощная, она могла лишь лежать и слушать гипнотические колдовские звуки. Голос шамана становился все громче, наполняясь какой-то неведомой силой.
Четыре раза сильные, раскрашенные желтым руки шамана погружали камни в котел с кипящей жидкостью в центре вигвама. Четыре раза колдун прокалывал рогом бизонью шкуру, натянутую возле котла. Вигвам все больше наполнялся паром. Жара становилась невыносимой. Испарина выступила на лице Эмеральды, на ее груди и бедрах. А голос звучал все сильнее.
Эмеральда замерла от страха. Незнакомое чувство овладело всем ее существом. У нее появилось ощущение, что вигвам заполнен духами, которые пляшут вокруг нее и трогают ее тело.
Внезапно все прекратилось. Эмеральда дрожала. Словно дьявол или кто-то другой ушел, забрав с собой боль. Она услышала детский смех за стенами вигвама и высокий, заливистый лай.
Сильные руки, подняв ее, вынесли наружу и опустили в холодный поток. Ледяная вода обожгла ее тело.
Глава 23
Каким-то чудом боль, стальным обручем сжимавшая голову Эмери, отступила, словно ее и не было.
День клонился к вечеру. Эмери сидела у входа в вигвам на бизоньей шкуре. Поблизости индейская женщина с совершенно бесстрастным лицом наносила рисунок на растянутую на раме бизонью шкуру. Эмеральда с удовольствием наблюдала за ее работой.
Солнце слепило глаза, привыкшие к сумраку вигвама.
Эмеральде дали одежду – традиционный индейский костюм. Она оказалась мягкой и приятно льнула к телу. Платье из оленьей шкуры украшала вышивка, но не из бисера, а из семян растений и разноцветных перьев. Подол был оторочен бахромой из кожи. Кожаный ремень стягивал платье у талии, подчеркивая ее полную грудь и женственную линию бедер. Кожаные штаны до колен и мокасины тоже были расшиты и украшены перьями.