Свет тысячи звёзд
Шрифт:
Я другая. Даже если моя жизнь не оставляет мне возможности расслабиться, я все равно хочу этого. Хочу влюбиться и потерять голову от этой любви. Однако если рядом со мной будет Эштон, может случиться так, что в конце концов мне придется соскабливать свое сердце с пола кампуса в университете. Так почему же я все-таки согласилась? Почему я еду с ним по Мизуле?
Ответ прост: я хотела этого. Я хотела разделить этот момент с Эштоном. Так сильно, как никогда и ничего прежде. Это тревожное чувство, которое парализует все сомнения и делает мой мозг иррациональным. С ним я чувствую себя опьяняюще живой. Словно стала другим человеком. В
Я чувствую, как Эштон смеется. Он прибавляет газа, а затем тоже издает задорный крик. Он кладет свою руку поверх моей. Она большая, сильная и теплая. Как и то чувство, которое охватывает меня и которое я прячу глубоко внутри, чтобы не оставить ему всего пространства.
Через десять минут Эштон сворачивает за уродливый сине-бежевый гипермаркет «Уолмарт» на северо-западной окраине города, к стоянке старого кинотеатра Мизулы. Традиционная архитектура здания с тщательно разработанным фасадом, витражами и заостренной неоновой вывеской над входом, которая характеризует его как классическое место Мизулы. Афиша по-прежнему помещается здесь, как и в шестидесятые годы, отдельными буквами, сделанными вручную. Я никогда не была внутри, хоть и хотелось. Но Лиза всегда настаивала на том, чтобы идти в новомодный кинотеатр на юге города, когда у нас получалось куда-то выбраться. А с тех пор как она уехала, я вообще нигде не бывала.
Эштон ждет, пока я слезу с мотоцикла, и затем тоже опускается на землю. Он небрежно проводит рукой по растрепанным волосам и берет мой шлем. Я, наверное, выгляжу такой же растрепанной, и ситуация не улучшится, если я один раз проведу рукой по волосам. Из-за отсутствия альтернатив я собираю волосы в пучок.
Эштон устремляет свой взгляд на меня, и я неуверенно улыбаюсь, пока завязываю резинку. Он делает шаг ко мне и нежно убирает за ухо выпавшую прядь волос, прежде чем снова опускает руку на бедро. Затем с улыбкой убирает шлемы и протягивает руку мне. Я несколько секунд просто смотрю на нее как на НЛО, парящее передо мной в свете утреннего солнца. Но потом берусь за нее и ощущаю покалывание, когда Эштон переплетает свои пальцы с моими и тянет за собой ко входу в кинотеатр.
– В это время он должен быть закрыт, – сообщаю я. Внутри темно, неоновая вывеска тоже выключена.
– Я знаю, – все, что говорит он, огибая здание, проходя мимо входной двери слева. Он останавливается и выпускает мою руку, чтобы открыть боковую дверь.
– Откуда у тебя ключ от кинотеатра?
Он подталкивает меня в прохладный полумрак коридора, оставляя за тяжелой дверью солнечный свет. Эш так близко ко мне, что я чувствую его дыхание на своем лице.
– Потому что я должен оплачивать счета, – смеется он. – И мне нравятся старые каменные стены, – он стучит по голой кирпичной стене, которая находится у меня за спиной. – Работать здесь очень классно, поверь мне.
Он снова берет меня за руку, и я иду за ним через темный кинотеатр. Эштон точно знает, где находятся препятствия на нашем пути, и проводит меня до крошечной комнаты над одним из кинозалов. Он нажимает на выключатель, и зал оживает. Тусклые огни на краю рядов сидений под нами включаются, отдавая как раз столько света, что я могу рассмотреть тяжелый кинопроектор,
– Гражданин Кейн? – Он поднимает катушку пленки и вопросительно поднимает брови. – Один из лучших фильмов всех времен. Только инновационные углы съемки, не хронологическая структура повествования и основательно изменившая киноискусство техника монтажа, – он проводит по волосам. – Извини, я не хотел докучать тебе своим занудством. Это просто хороший фильм. Хочешь посмотреть?
Я киваю. Он не докучает мне. Напротив. Мне нравится видеть кусочек мира Эштона. Познакомиться с ним в этом месте. С тем, что проливает свет на его увлечения.
Мама и папа раньше часто смотрели классические фильмы, когда я и Бен лежали в кровати. Это было их совместным досугом. И с царапающим звуком старых саундтреков и матовыми цветами целлулоидных пленок я ассоциирую чувство обманчивой безопасности и защищенности. Даже если Эштон и не знал об этом, это лучшее место для свидания, которое он мог бы выбрать.
Он вынимает из банки бобину с пленкой и почти благоговейно подносит к аппарату, куда осторожно ее вставляет. Он сосредоточенно нажимает на кнопки и переключатели, пока вращающийся глобус с радиомачтой не проецирует на большой экран логотип RKO Radio Pictures.
Довольная усмешка появляется на его лице, когда он снова поворачивается ко мне.
– Идем. Надо спуститься, – Эштон уже повернулся к двери, когда я хватаю его за руку.
– Мы можем остаться здесь? – я пожимаю плечами. – Я часто ходила в кино. Но еще никогда не была в проекторной.
– Хорошо. Я просто подумал, что внизу тебе было бы удобнее, но мы можем остаться. Мне нравится здесь наверху, – он указывает на одиноко стоящий стул, слишком маленький для нас обоих. Комната настолько крошечная, что места совсем нет. – Обычно никто не разделяет мое предпочтение к этой обувной коробке. Нам лучше сесть на стол, – говорит Эштон, указывая на занимающее почти всю комнату огромное чудовище, на котором стоит проектор. Эштон садится на край, перебирает ногами и скользит так до самого окошка, открывающего вид на кинозал. Затем он помогает мне устроиться рядом с ним. Достаточно близко, чтобы ощутить его запах. Я смотрю на Эштона и пытаюсь сопоставить образ, который был у него в библиотеке Мэнсфилда и аудитории, с тем, что сейчас передо мной.
– Что такое? – весело спрашивает он, указывая на то место над моим носом, где образуются маленькие морщинки, когда я отчаянно пытаюсь что-то понять. – Ты смотришь на меня так, будто у меня неоново-зеленые волосы.
Я качаю головой и заставляю себя посмотреть на свои ноги.
– Просто пытаюсь понять, – я указываю на него и на проектор. – Ты оплачиваешь этим свою учебу?
– Этим и временной работой в NBC, – он пожимает плечами, как будто это неважно.
Я киваю и закусываю нижнюю губу.
– Обучение стоит баснословных денег, – причина, по которой я стремлюсь как можно скорее закончить учебу и не сидеть на маминой шее дольше, чем это необходимо. Немного денег, которые я зарабатываю на репетиторстве онлайн, – это всего лишь капля в море. Вот почему я так маниакально дисциплинирована. Эштон, напротив, большую часть времени вел себя так, словно вовсе не воспринимает учебу всерьез. Он рискнул быть отчисленным, чтобы получить мой номер телефона. И все же много работает ради университета. Одно не вяжется с другим.