Свет в оазисе
Шрифт:
–
Перед уходом целовали,
За поворотом исчезали
И писем нежных не писали.
Бланш Ла-Сурс
За считанные недели на месте того, как пожар уничтожил осадный лагерь в долине Гранады, на его месте был возведен Санта-Фе. Христиане с гордостью говорили, что это единственный город Кастилии, никогда не знавший мусульманского
Вот, когда Мануэлю впору было вспомнить о сходстве реальности и сна, однако с того памятного дня, когда разразился "Бой королевы", он гнал все возникавшие у него мысли на эту тему. Идальго из Лас Вильяс был настолько поражен и напуган собственным вмешательством в судьбу поединка Гарсиласо де Ла Веги с Тарфе, что не решался больше даже думать об этом.
В октябре Бальтасар неожиданно заявил, что назавтра наступит "особый день".
– Может быть, приоткроешь завесу тайны и объяснишь мне, чем завтрашний день так уж сильно отличается от остальных?
– спросил идальго.
Бальтасар задумался, словно взвешивая, следует ли довериться рыцарю. Затем решился:
– Завтра полнолуние. Цыгане часто устраивают в полнолуние праздник, играют свадьбы, поют, танцуют. Обычно при этом собираются несколько групп, чьи стоянки находятся недалеко друг от друга.
– Но почему ты делал из этого тайну?
– Не хочу привлекать к своим собратьям повышенного интереса Святой Палаты. А что если кому-то придет в голову, что они только для вида приняли католичество, а на самом деле поклоняются луне?
Бальтасар был прав. Тем более, как понимал Мануэль, с верованиями цыган ситуация вообще была малопонятной. Может быть, они действительно сохранили пережитки языческих обрядов и неслучайно устраивают праздники именно в полнолуние?
Мануэлю пришел в голову новый вопрос.
– Погоди, Бальтасар, а почему ты считаешь, что мы должны отправиться туда именно завтра? С тех пор, как мы встретили цыганок, прошло уже немало месяцев. Раньше тоже были полнолуния, но ты ничего не говорил.
– Прошлые полнолуния, дон Мануэль, совпадали с нашими патрульными выездами. А в этот раз у нас два свободных дня.
Спустя сутки Мануэль и Бальтасар, сев на коней, выехали из Санта-Фе в юго-западном направлении. Верный Пепе возмущался тем, что господин отправляется в путь без него, но Фуэнтес успокоил его, сказав, что они вернутся в тот же день, а в часы их отсутствия Пепе должен присматривать за солдатами.
Дул порывистый ветер, солнце скрылось за облаками. На окрестных холмах лежали хлопья тумана. Бледнеющие в дымке снежные вершины Сьерра-Невады напомнили Мануэлю тот день, когда он впервые их увидел, добираясь в эти края из Кордовы в обществе семейства маркитантов.
Мануэль вспомнил разговор с Алонсо в Кордове. Интересно,
Эти терзания начались у Мануэля еще до встречи с Алонсо. Мать строго-настрого предупредила его, что об учении "добрых людей", как она называла альбигойцев, на исповеди нельзя даже заикаться. Последствием такой неосторожности или наивности, почти наверняка, будет костер.
– Но как же отпущение грехов? Как же причастие?
– допытывался Мануэль.
– Откуда мы знаем, что отпущение грехов можно получить лишь в исповедальне?
– отвечала Росарио вопросом на вопрос.
– Не от той ли самой церкви, которая уже несколько столетий сжигает людей живьем, нарушая Божественный запрет на убийство? Может ли такая церковь быть истинным посредником между человеком и Всевышним? И нужен ли вообще посредник? Неужели Господь настолько слаб, что не в состоянии обойтись без помощи священников?
С тех пор Мануэль тщательно готовился к каждой исповеди, чтобы случайно не проговориться. Избегать причастия он не мог - это тоже вызвало бы кривотолки. Там, в фамильном имении, - среди слуг, здесь - между другими воинами.
Но Мануэлю очень не хватало той детской веры в непогрешимость церкви, которой он внезапно в одночасье лишился. И порой он завидовал другим людям, выходившим из исповедальни очищенными, возвышенными, прощенными, рожденными заново. По крайней мере, так они чувствовали себя перед евхаристией, не ведая никаких сомнений в том, что вкушаемый ими хлеб действительно становится плотью Спасителя.
Неожиданно засияло солнце, но воздух все еще был прохладен, и всадники погнали лошадей, чтобы согреться движением. Далеко впереди что-то на мгновение блеснуло и тут же исчезло за холмами.
– Цыганский костер светит всем, - произнес Бальтасар с той интонацией, которую он обычно приберегал для своих афоризмов.
– Какая, кстати, у цыган вера?
– Мануэль удивился, что ему лишь сейчас пришел в голову этот вопрос.
– У цыган Кастилии - католическая.
– Почему же они одеваются и ведут себя совсем не так, как остальные католики? Почему кочуют с места на место?
– Цыгану трудно усидеть на месте, - сказал Бальтасар.
– Но с тех пор, как десять лет назад вышел закон, запрещающий бродяжничество, многие стараются закрепиться где-нибудь, обзавестись домом или затаиться, не привлекая к себе внимания. Когда закон только вышел, власти люто наказывали за его нарушение. Мужчин хватали и казнили, женщин клеймили. Тех, у кого на теле находили два одинаковых клейма, тоже могли казнить. Некоторые женщины носят на теле клейма разных правителей. В последние годы, правда, стало легче. Во многих местах об этом законе, как часто бывает, просто позабыли.