Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
Адхам говорил с увлечением, но в его голосе звучала толика разочарования. Когда-то и он хотел найти жену на этом мероприятии. Родители же не позволили ему этого и женили раньше праздника. Жену свою он полюбил не сразу, но теперь горько скучает по ней, проклиная Зелёную хворь.
Только после слов дяди Азим понял предназначение камней. Он косо посмотрел на мать, но та в ожидании начала, разглядывала девушек.
Древка от флажков, реющих на лёгком ветру над шатрами, отбрасывали прямую тень. Наступил полдень. Пора.
— Пожалуйте молодцы, пожалуйте! — хором позвали женщины у казанов, а девушки отошли к шатрам. — Подходите к казанам.
И тут началось!
Собравшаяся толпа хлынула волной к казанам, едва женщины успели закончить свой призыв. Одни намеренно шли туда, где им приглянулась та или иная особа. Голодные (не в прямом смысле этого слова), потенциальные женихи толкались и спорили между собой, кто станет первым. Робкие же и нерешительные юноши терпеливо ждали позади них.
Азим с дядей и матерью стояли недалеко от них. Юноша наблюдал за происходящим в лёгком недоумении. Ему казалось, что они пришли не попытать свою удачу, а показать свой пыл, чтобы потом бахвалиться своим достижением. Но на «Туй-сумалаке» удача обычно играла против их наглости, и парням, ожидающим в конце, везло чаще, чем тем, кто жадно желал уйти с невестой и грубо не позволял никому пройти вперёд своей очереди.
Подобная жадность и наглость в различной форме поведения, если даже оно и подразумевало стремление заполучить желанный трофей, также показывало уровень воспитания и нрава этих молодых людей.
Наблюдая за ними, Азим не заметил, как оказался в конце очереди напротив третьего шатра. Молодые люди обставили плотным полумесяцем все семь казанов, а очередь всё нарастала и нарастала сзади. Люди теснились, толкались и ругались. Не такого представлял себе Азим. Он решил выбраться из давящей толпы, но попытка оказалось тщетной. Кажется, на праздник сошёлся весь Ахорун.
Шум, гам, громкие посвистывания, возгласы и дикий, непочтительный смех этих солдафонов заглушали приятную для девушек музыку флейт, дутаров и рубабов. Такое поведение отпугнуло в девицах всю радость и загадочность этого мероприятия, но наставницы предупреждали их об этом. Однако ни одной из них не хотелось бы достаться быку грубияну или ослу свистуну. К некоторым девушкам пришла мысль уйти, но они не решались на этот импульсивный поступок — это расценивалось бы позором для них и их семьи. Одни девушки опускали глаза от удивления и смущения, другие от отвращения.
Один за другим юноши опустошали принесённые с собой чашки и уходили ни с чем. Отчего вскоре робкие улыбки снова засияли на прекрасных лицах девушек-невест. Как бы не прошёл «Туй-сумалак», и кому бы они не достались — это их выбор прийти сюда и участвовать.
Прошло около сойи, как те самые нетерпеливые юнцы, в чьих жилах кровь кипела с азартом, начали покидать очередь с кривыми, недовольными лицами. Правда, уходили не все юноши с грубым поведением. Некоторые особо наглые пробивались сквозь очередь к другим семёркам и казанам.
Это навело Азима задать новый вопрос, и он, сумев выбраться из очереди, нашёл дядю поблизости, чтобы задать этот вопрос.
— А это дозволено? Подходить к другим казанам?
Адхам проследил за широкоплечим густоволосым юношей, протиснувшимся вперёд к первому казану справа, и посмотрел на племянника.
— Пока что это не запрещено, — пожал плечами Адхам.
В сердцах красавиц вновь зажглась интрига. Кому же они достанутся?
Минуло почти две сойи после
Молодой человек двадцати трёх лет с бледно-золотой чалмой, повязанной вокруг высокой чёрной тюбетейки с белым узором, больно хрустнул зубами и выплюнул на свою ладонь камушек. Его широкое квадратное лицо, обросшее трёхдневной щетиной, растянулось в ещё более широкой улыбке, когда он взял камушек в пальцы и облизал. Застенчиво опущенные на камушек глаза выдавали, что он смущён, но в смущении этом отражались непомерная радость и ликование. Он первым нашёл камень, а другие, собравшиеся у той же семёрки и быстро поглатывающие сумалак, или ожидающие своей очереди, сразу же уставились на него. Они заулыбались, но не без зависти, ведь вся эта давка была ради того, чтобы найти камень первым и стать маликом Навруза. Некоторые и вовсе не скрывали недовольство своих кривых физиономиях. Один даже покинул очередь, с досадой швырнув свою чашу.
Высокий, широкоплечий юноша с явной недюжинной силой почувствовал робкое стеснение в груди. Его глаза искали подходящую девушку, а ноги отказывались сделать шаг вперёд.
Неожиданно Азим оглянулся по сторонам и обнаружил, что буквально все замерли в ожидании, чтобы этот юноша подошёл к своей находке, то есть, невесте.
Наконец, юноша нашёл в себе силы преодолеть застенчивость и выйти вперёд. Не брезгая испачкать свой тёмно-зелёный, как мох, праздничный халат, расшитый золотистыми узорами и тесьмой по всем краям, он торжественно опустился на правое колено перед девушкой в светло-розовом атласе с серыми, белыми и бледно-жёлтыми, тёмными и редкими голубыми небольшими разводами. Он протянул руку с камнем, принадлежащий ей, и громко произнёс слова того самого заветного стихотворения, с которым ранее поделился Адхам.
Золотой браслет с семью молочно-белыми жемчужинами норовил выпасть с тонкой робко протянутой руки девушки двадцати лет. Её нежная, маленькая рука переплелась с его большой и твёрдой рукой. Камушек остался в объятии их ладоней. Их первое рукопожатие. И по традиции, невеста должна помочь жениху встать, что она и сделала. Хрупкая девушка едва ли весила больше мешка с мукой, а находчик её камня мог с лёгкостью поднять два мешка с мукой и водрузить их себе на плечи. Несмотря на это, она смело потянула за его руку и жених, поднявшись на ноги, встал рядом с ней. Он взял невесту под руку и гордо поднял голову, осознавая, что они стали самой первой парой.
— После «Туй-сумалака» все пары отправятся во дворец и султан проведёт их бракосочетание, устроив пир в их честь. А их, — Адхам указал на первую пару, — султан объявит маликом и маликой Навруза. Они будут сопровождать султана во всех мероприятиях до конца Навруза. И только после праздника им будет дозволено провести свою первую брачную ночь.
— «Последнее можно было и не упоминать», — подумал Азим. Ему незачем знать, когда молодым дадут уединиться.
Малик поправил белый платок на поясе с вышитой зелёной виноградной лозой с золотистыми листьями и прижал руку под сердце, кивками благодаря поздравляющих его друзей и других участников мероприятия. Его малика, которая на две головы ниже него, опустила перед своим овальным лицом со слегка смуглыми скулами тонкий розовый шёлковый платок, и на нём засверкали лучи солнца. До благословения султана больше никто не должен видеть её лица — такова традиция.