Свет в океане
Шрифт:
— Да, это хорошее место, Лулу.
Когда вошедшая Изабель хотела сесть рядом с ней, Люси закричала:
— Нет, мама, не садись! Это плохое место, чтобы сидеть!
Изабель засмеялась:
— Но я всегда здесь сижу, милая. Это очень удобное место.
— Это плохое место. Папа, скажи!
— О чем это она, папа?
— Я потом тебе расскажу, — пообещал он и взял отвертку, надеясь, что Изабель забудет.
Но она не забыла.
Уложив Люси в кроватку, Изабель снова спросила:
— Что это за странные разговоры насчет места, где сидеть? Она снова разволновалась, когда
— Она просто придумала такую игру. Завтра наверняка все забудет.
Но Люси вызвала к жизни призрак Фрэнка Ронфельдта, и теперь его лицо неизменно возникало перед глазами Тома, стоило ему посмотреть в сторону могил.
«Пока ты сам не станешь отцом…» Он много думал о матери Люси, но только сейчас в полной мере осознал, какое святотатство совершил по отношению к ее отцу. Из-за Тома никакой пастор или священник не мог отслужить подобающую службу по усопшему, и даже память о нем не сохранится в сердце Люси, а любой отец имел право хотя бы на это. Всего лишь мгновение и несколько футов земли отделяли Люси от Ронфельдта и всех поколений ее предков. Том похолодел при мысли, что мог стать убийцей родственников человека, который дал жизнь Люси. А исключать такого было нельзя. И неожиданно из закоулков сознания всплыли осуждающие лица убитых им на войне врагов, которые он так старательно пытался похоронить в глубинах своей памяти.
На следующее утро, когда Изабель и Люси отправились в курятник за яйцами, Том решил прибраться в гостиной, собрать карандаши Люси в оловянную коробку из-под печенья и сложить в стопку разбросанные книги. Среди них он обнаружил Псалтырь, который Ральф подарил Люси на крещение, и Изабель часто читала ей оттуда выдержки. Том полистал тонкие страницы, украшенные по углам золотым тиснением, и наткнулся на псалом 36. «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут».
В дверях показалась Изабель и устроившаяся у нее на закорках Люси — обе чему-то весело смеялись.
— Вот это чистота! Неужели у нас побывали эльфы? — спросила Изабель.
Том захлопнул книгу и положил сверху стопки.
— Решил помочь навести порядок, — пояснил он.
Через несколько недель сентябрьским днем Ральф и Том, закончив разгрузку, присели отдохнуть у сарая. Блюи был на катере и чинил заедавшую якорную цепь, а Изабель с Люси пекли на кухне имбирные пряники.
Мужчины устали и потягивали пиво, глядя на первые робкие лучи весеннего солнца.
Том уже давно решил поговорить с Ральфом и заранее продумал, как выйти на нужную ему тему. Откашлявшись, он спросил:
— Ты когда-нибудь… поступал плохо, Ральф?
Старик бросил на Тома удивленный взгляд:
— Это еще что за вопрос, черт возьми?
Несмотря на подготовку, Том с трудом подбирал слова и говорил запинаясь.
— Я имею в виду… в общем… что ты делаешь, если поступил неправильно? Как исправляешь ошибку? — Том не сводил глаз с черного лебедя на этикетке бутылки и старался не выдавать волнения. — Если она серьезная?
Ральф отхлебнул пива и медленно кивнул, глядя на траву:
— Ты
Том сидел, не шевелясь и представляя, какое испытает облегчение, если расскажет правду о Люси.
— У меня умер отец, и его смерть заставила задуматься, что я сделал неправильного в жизни и как это исправить. — Том уже собирался продолжить, но тут перед глазами возникла картина, как Изабель обмывала тельце мертворожденного сына, и он замялся. — Я даже не знаю их имен… — Том сам удивился, как быстро услужливая память подсказала ему выход, заменив одну вину другой.
— Имен кого?
Том помолчал, будто в последний раз взвешивая, стоит ли нырнуть с крутого обрыва, и сделал глоток пива.
— Людей, которых я убил. — Слова прозвучали тяжело и веско.
— Это война. Там или убиваешь сам, или убьют тебя, — рассудительно отозвался Ральф.
— Чем больше проходит времени, тем безумнее кажется все, что я делал. — Том начал задыхаться, физически ощущая себя в западне и чувствуя, как безжалостно сжимаются тиски мучивших его годами мыслей, наполненных виной и раскаянием.
Ральф не шевелился, ожидая продолжения. Том, охваченный дрожью, резко к нему повернулся:
— Господи Боже! Я просто хочу поступить правильно, Ральф! Скажи мне, правильно — это как? Я больше так не выдержу! — Он всхлипнул и с яростью грохнул бутылкой о землю. Та угодила в камень и разлетелась на мелкие осколки.
Ральф обнял его за плечо:
— Ну-ну, успокойся! Я пожил на этом свете куда больше тебя и видел всякое. Добро и зло иногда так переплетены вместе, что похожи на клубок змей, отделить которые друг от друга возможно, только убив всех, но может быть уже слишком поздно.
Ральф помолчал, не сводя с Тома глаз.
— Вопрос в том, есть ли смысл ворошить прошлое. Время нельзя повернуть вспять. — Фраза, произнесенная нейтральным тоном и не содержавшая ни оценки, ни осуждения, все равно больно кольнула Тома в самое сердце. — Господи, да самый верный способ заставить парня свихнуться — это позволить ему вечно переделывать сделанное.
Ральф потер палец.
— Будь у меня сын, я бы гордился, окажись он хоть наполовину таким, как ты. Ты хороший человек, Том. И счастливый, с такой женой и дочкой. Думай только о том, как сделать их жизнь лучше. Парень на небесах дал тебе второй шанс, и я думаю, что ему не так важно, что ты сделал или не сделал раньше. Живи настоящим. Исправь то, что сегодня еще можно исправить, и оставь остальное в прошлом. И пусть об этом болит голова у ангелов, дьяволов или кого там еще, кто за это отвечает.
— А горечь? От горечи-то никуда не деться! Она разъедает душу как рак, если ничего не сделать, — пробормотал Том, мысленно продолжая разговор с Ральфом.
На следующий день после беседы со шкипером он сидел с Люси в зеркальном коконе световой камеры и полировал латунные детали, а девочка понарошку угощала конфетами тряпичную куклу.
— А у Ляли папа тоже ты? — поинтересовалась она, поднимая на Тома лучистый взгляд голубых глаз.
Том остановился.
— Я не знаю. Может, спросишь у самой Ляли?