Свет воспылает

Романов Константин Константинович

– Добрый господин, давно стоите? – спросила чужестранка у старика с запряжённой мулом телегой.

Тот ответил на местном языке, разводя руками. Сирлинорэ подошла к другому:

– Говорите на всеобщем?

– Да, милая, но ты для меня великовата будешь!

Направилась к женщине с младенцем на руках. Та заметила грозную незнакомку, и отвернулась. Сирлия решила не донимать, заняла место в конце очереди.

К сумеркам очередь рассосалась, стражники начали зажигать фонари. Охотница застыла у освободившегося

стола, военный с домоткаными шевронами на плечах окинул её взглядом и спросил:

– Запрещённое есть что?

– Терпение, – выдавила она.

– А то, что можно потрогать? – он поднял взор от учётной книги.

– Тебе точно трогать не захочется.

Сослуживцы усмехнулись. Явно не все знали всеобщий, но по интонации понимали чужестранку.

– Разворачивайся, пошла вон. В любом из заброшенных домов переночуешь.

– У меня комната в таверне оплачена на месяц вперёд! – рявкнула она в ответ.

– Тогда выворачивай карманы, – продолжил сержант.

Сирлия вывалила на стол всё, включая клинок и кинжал. Листки оставила в тубусе. Двое обыскали сумку, но зацепились за тубус, потребовали открыть. Сержант бегло изучил заметки отшельника и сказал:

– Что за оккультическая магия?

– Гхм… – она огляделась, люди в очереди с вниманием наблюдали, потому продолжила шёпотом. – Десять золотых.

– Ты за кого меня принимаешь?! – покраснел сержант под ухмылки сослуживцев.

– Пятнадцать, каждому, – болезненно выдавила она.

– Другое дело! – командир караула согнал с лица оттенки злобы.

Сирлия пересчитала монеты на столе, не хватало. Тогда она покрутила на весу ромбовидный амулет и протянула заседающему со словами:

– Потянет на пятьдесят монет. Не криви морду, чистое золото, из наших, вайнских, мануфактур.

Он прикусил, осмотрел, но кивнул, сказав:

– Собирайся, проходи.

– А сдача?

Один из сослуживцев демонстративно взялся за клинок. Значит, всеобщий понимали все. Легкокрылая не спорила.

Весь путь до таверны сивка ругалась на хозяйку. Та стыдливо держала нос в поводья. Окружающие маневрировали, стараясь не попасть под копыта её лошади.

– Идиотские правила… – бубнила Сирлинорэ про себя. – За выезд с тебя никто не спросит, а за въезд – выкладывай личные вещи на стол…

В неприятном настроении доехала до таверны, оставила сивку конюху. Майры внутри не оказалось. Чужестранка спустилась к тавернщику, тот приветливо кивнул, призвав людей из очереди расходиться. Сирлия перескочила через барную стойку и схватила Корта за грудки. Телохранитель и не думал вмешиваться, выпучив глаза.

– Что?! Что такое, вайнка?!

– Какого хера ты обманываешь?! – прорычала она и увидела, как некоторые вокруг готовятся наброситься. – Ни с места! Я на службе и за себя не отвечаю!

– Отпусти, чёрт бы тебя побрал! – проревел тавернщик. – Что, что нужно-то?!

– Правда!

Где моя спутница?!

– Тебя искать уехала! – ответил он. Охотница ослабила хватку. – Друг её забрал! В компанию дурную попала девица!

– Уже девственности лишили, зуб даю, – промычал лысый громила сбоку.

– Девственности сейчас я лишу твой мозг! – кинула Сирлинорэ тому, с кем вместе выволакивала отсюда пьяниц. – Молчи! А ты, Корт, отвечай, почему соврал? Неужели такой глазастый и ушастый негодяй не знал, что Пегой рассадник заброшен?! И давно!

– Пусти его, – проговорил незнакомый мужской голос, и острый предмет уткнулся в её позвоночник. – Нет нужды насилию во время празднеств.

– Что же сейчас празднуют? – спросила она, продолжая держать хозяина за грудки.

– Полагаю, то, из-за чего ты вернулась, чужестранка.

Сирлия отпустила тавернщика, отряхнула его. Повернулась: за стойкой с клинком наперевес стоял подозрительно светлокожий мужчина, её ровесник на вид. Подобные туману серые глаза его наливались горечью и болью, словно страдалец вымещал эмоции на окружающих. Но действия незнакомца говорили об обратном: он полностью контролировал себя. Длинные каштановые волосы связывались хвостом, а под шарфом на шее сверкала давняя рана. «Мази», – сообразила Сирлинорэ.

– У тебя нет акцента, а на имперца ты не похож, – заметила охотница. – Значит, ты мой земляк, из Вайндуола.

– Это не даёт тебе право хозяйничать тут, – холодно ответил он. – Оружие в ножны. Местная стража не любит, когда чужаки нарушают порядок.

Сирлия послушалась, незнакомец скрылся в глубине таверны. Она отдала тавернщику несколько золотых с извинениями и отправилась следом за земляком. Попросила позволения сесть рядом, он кивнул.

– Сирлия, бывшая церковная служащая. Из числа гончих, – представилась воительница.

– Эрлист, бывший дворянин, похоронивший родных и здесь, и дома, – уста раненого исторгали что-то незнакомое.

– Что же в этой забегаловке забыл лишённый титула высокородный? – спросила Легкокрылая, отклонив жестом предложение о выпивке.

– Я высокородный не по рождению. После моей смерти меня лишили всего. А по воскрешении я узнал, что все мои близкие мертвы. И мой хозяин отпустил меня на все четыре стороны.

– Чувствую в тебе какую-то странную ауру. Ты не совсем человек, верно?

Он кивнул, сняв шарф и явив уродливую гангрену почти на всю шею. За соседним столом удивлённо всхлипнула девица, показав пальцем ухажёру. Гил амасцы уставились на вайна, видя подобную рану впервые в жизни.

– Занимайтесь своими делами, – бросил им дворянин, обмотав шею.

– Прокажённый! – удивился юнец. – Витта, зови стражу!

Эрлист в доли секунды подмахнул к парнишке и огладил его горло кинжалом, приговаривая что-то. Сирлия напрягла слух и услышала лишь окончание фразы: