Светлая в академии Растона: любовь или долг
Шрифт:
— То, что должен. Единственное, что должен, — прошептал он, закрыв глаза и закусив губку светлой.
Девушка не сразу сообразила, что произошло. Точнее, она долгое время не понимала, что происходит: перед глазами — темная пелена и небо в звездах, голова кружилась от накрывшего безумия, сердце колотилось в ушах и жар собственной крови, хлынувшей к лицу, создавали ощущение нереальности происходящего.
— Воу, воу! Полегче, друг! — закричал Ирем и отвернулся. — Не в моем же лазарете!
— Уведи ее! — прорычал Блэквел, едва найдя в себе силы, чтобы перекатиться на спину. Он переместился в единственное место, где могли помочь —
Светлый мгновенно подхватил девушку и отвел в одну из палат, усадил на кушетку и провел быстрое сканирование на наличие повреждений. Суарес смотрела в одну точку, нахмурив брови, ее лихорадочно потряхивало — поднималась температура, а на глазах блестели слезы.
— Я приду через минутку. Выпей воды, — Ирем плеснул в стакан ледяной воды и протянул девушке. Графин прихватил с собой и вышел, плотно заперев дверь.
Светлая долго смотрела на белоснежную запертую дверь, сжимая в руках стакан и даже не чувствуя исходящего от него ледяного холода. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме ужаса и стыда. Если в лесу у нее был эмоциональный откат, то сейчас тогда что? Она с силой швырнула стакан в дверь и закричала от бессилия, что было мочи. Затем упала на кушетку и, свернувшись калачиком, зарыдала.
Блэквел, закрыв лицо ладонями, сидел прямо на полу, пытаясь совладать со сжигающим душу проклятием. Оно все сильнее вгрызалось отравленными зубами в его сознание, тянуло к светлой магнитом. Маг был готов вскочить, выбить дверь и накинуться на девушку, наплевав на присутствие Ирема. Что бесило его больше в этот момент: собственное бессилие перед проклятием или то, что содеянного в лесу не вернуть назад? Ответа не было…
Ирем вздрогнул, услышав треск стекла и крик.
— Начался откат, — констатировал он.
— Ирем, помо…
Светлый затем и прихватил кувшин с ледяной водой, чтобы помочь другу прийти в чувство. Шок, неожиданность — лучшее лекарство в подобных ситуациях.
Хлопая огромными глазами, Этан ошарашено глядел на лекаря.
— Ну как, помогло? — спокойно осведомился тот, наблюдая, как чернильные пряди куратора шпионского факультета намокли и облепили лицо.
— Хотя бы так, — мужчина потряс головой, разбрызгивая капли по кафелю и поднялся. — Скажи, что у тебя готово противоядие. Я перестаю себя контролировать! Это издевательство какое-то!
Он не сводил взгляда с двери, за которой плакала светлая. Темный маг понимал — Леа все осознала и сейчас в ужасе. Хотел бы он стереть из ее памяти эти воспоминания, но не мог. Мужчина горько усмехнулся. Огромная магическая сила, сотни боевых заклинаний в запасе, десятки отобранных даров, а тех, что так нужны, в его запасе не имеется. Он бы хотел прочесть мысли светлой и стереть из ее памяти ненужные воспоминания, но не мог.
В руке лекаря сверкнул пузырек. Блэквел понял без слов и, схватив склянку, сорвал пробку и залпом проглотил мутноватую черную жидкость, не почувствовав вкуса.
— Э-э, — все, что успел выдавить от удивления Ирем.
— Что?
— Вообще-то, следовало выпить столовую ложку… трижды в день…
— К темному. Лишь бы сработало! Сработает? — переспросил мужчина, не чувствуя изменений. Его все также неодолимо влекло к двери, за которой — она. Беззащитная, потерянная и испуганная девочка с глазами олененка. Его олененок.
— Разве у меня может быть иначе?
Нет. Если Ирем за что-то брался, то результат — неизменно превосходил любые ожидания. Он знал свое дело от и до, был лучшим. Именно поэтому ему, светлому, предоставили убежище в академии Растона. К тому же, недостатка в «практическом пособии» для написания очередной диссертации у него не было. Шпионский факультет и факультет следователей неизменно поставляли ему различного рода рабочий материал, как правило — телесный. А благодаря стараниям переводчиц частенько приходилось разрабатывать противоядия от разных изощренных проклятий. Вот и сейчас, когда Рейна принесла ему рецепт приготовления противоядия, необходимые ингредиенты уже находились в его особом шкафчике.
Глаза темного мага начали светлеть — зелье действовало. Ирем не мог предсказать результат неверной дозировки, побочные действия могли иметь место, но он был уверен, что с этим, в отличие от самого проклятия, Этан справится.
— Спасибо, друг. Ты снова меня выручил, — устало выдохнул Блэквел, присаживаясь на стул и прислонив голову к стене. — Иди к ней. Она нуждается в твоем внимании и лечении.
— Ты… вы? — лекарь не решился озвучить свое предположение, но надеялся на отрицательный ответ.
— Слава темному, нет.
— Слава светлому! — едва улыбнулся мужчина.
— Ирем. Дай ей свою настойку. Ту самую…
Лекарь склонил голову на бок и неподдельно изумился.
— Ты уверен? Это же не педагогично, — ироничная улыбка прошила лицо друга, когда он пародировал слова темного мага. Не раз Ирем предлагал применить эту настойку к курсантам после очередного жестокого испытания, впивавшегося в их сознание отравляющими когтями и оставляющего раны, неизгладимые, тяжелые, которые рубцевались, превращаясь в шрамы озлобленности, неверия и жестокости. Но ответом Блэквела раз за разом было жесткое и категорическое «нет». Они знали, куда поступали и должны здесь и сейчас столкнуться с жестокой реальностью. Лучше, если еще курсантами они лишатся всяческих романтических иллюзий на счет предстоящей работы, чем их сломает первое же боевое задание. Но сейчас Этан не хотел ломать девочку. Он понимал, если хочет создать из нее темную — идеальный вариант сделать это сейчас. Переход от света ко тьме возможен. Это крайне редкое явление, но возможное. Особенно, если родители — темные. В сущности, он ни разу не сталкивался со светлым ребенком у темных родителей и этот факт в его голове пока не укладывался.
Он не хотел ломать Леа. Не хотел лишать ее света. Почему? На этот вопрос ответа также не было. Но обязательно найдет его. Он разберется, как и всегда. Но принятых решений Блэквел не меняет. Только в исключительных случаях.
В отдельной палате
Леа, сжавшись в комочек, глядела в одну точку и дрожала. Эмоции, обрушившиеся ураганом, совершенно опустошили. Сейчас не было ничего: ни страха, ни боли, ни обиды, ни ненависти. Только гнетущая пустота и острое чувство одиночества. Она совершенно одна в этом диком и жестоком мире. Там, на улице, она всегда знала, что рядом — Тор, который защитит от любых передряг, вытащит даже из лап смерти, если это понадобится. Но сейчас друга рядом нет и заступиться за нее некому. Это значит, что рассчитывать придется лишь на себя саму. Понимание собственной беспомощности скручивало внутренности в болезненный узел.