Светлейший. Первый игемон империи
Шрифт:
Но были, наверное, и те, кто чувства молодого человека понимал. И готов был разделить с ним опасность. В весьма правдоподобном изложении Алексея Толстого, автора романа «Петр Первый», ставшего классикой русской литературы и устойчивой частью канона общественного восприятия первого российского императора, Александр Меншиков все это тревожное время неотступно был при царе. Якобы именно он, бросившись на другом коне вслед государю, с одеждой Петра в руках, первым нагнал его и успокоил.
В историческом исследовании уже упоминавшегося выше Александра Брикнера нет подтверждения этого факта. Более того, историк полагает, что исключительное доверие к Меншикову со стороны царя сложилось позже, при взятии Нотебурга, и возвышение «пирожника» началось именно тогда.
11 октября 1702 года, в ходе Северной войны, под натиском русской артиллерии шведский гарнизон крепости, построенной новгородцами,
Нет, кажется нелогичным заключение А. Брикнера о том, что Александр Данилович Меншиков начал свое стремительное возвышение только после взятия Орешка. Совершенно очевидно, что к моменту этой знаковой для русских победы Меншиков уже был одной из ключевых фигур в окружении царя Петра. Ведь еще за пять лет до этого в одном из известных эпизодов, связанных с Великим посольством, Меншиков уже входил в узкий круг, образованный всего десятком молодых людей, обучавшихся корабельному делу на Саардамских верфях вместе с самим Петром. И уже тогда выполнял функции денщика и личного казначея царя.
Бегство юного Петра в Троице-Сергиеву лавру, расторопный Меншиков нагоняет государя с одеждой в руках
В «Дневных записках» Ивана Афанасьевича Желябужского – московского чиновника и одного из первых русских мемуаристов – Александр Меншиков уже в 1698 году упоминается как сержант Преображенского полка. То есть он числился в главной из весьма немногочисленных еще частей новой регулярной армии. Звание, допустим, сравнительно невысокое, но заметное. При этом подозревать Желябужского в стремлении угодить Меншикову, подольститься к нему нет никаких оснований, поскольку Иван Афанасьевич умер задолго до восхождения Александра Даниловича к высотам власти и влияния. Таким образом, комендантом Шлиссельбурга, важнейшего стратегического объекта, в лице Меншикова стал опытный и пользовавшийся абсолютным доверием царя военный.
Другое дело, что в последующие годы Александр Данилович победоносно и стремительно продолжил свое восхождение, а это удавалось далеко не каждому. Известен не только случай Александра Кикина, чья карьера, долгое время шедшая вровень с меншиковской, а впоследствии и жизнь резко оборвались из-за взяточничества и интриг против царя. Ещё более показателен пример Сергея Леонтьевича Бухвостова, которому Петр Великий всегда благоволил, называл «первым российским солдатом» за то, что тот когда-то первым откликнулся на набор в потешное войско. Бухвостов верно и преданно служил Петру и России, в каждом из сражений Преображенского полка был среди храбрейших, неоднократно ранен. Однако, по всей видимости, никаких организационных талантов он не имел и поэтому закончил свою многолетнюю и честную службу всего лишь капитаном гвардии. За смелость и преданность он был достойно вознагражден, но одних этих качеств было мало для того, чтобы сделаться сподвижником Петра Великого, практически встать рядом со своим государем. Столь же сомнительным кажется предположение, что взлет Меншикова связан с кончиной Лефорта (дескать, если бы Франц оставался в живых, то не допустил бы такого возвышения своего «протеже»). Правильнее будет полагать, что личность такого масштаба, как Александр Данилович Меншиков, обязательно была бы оценена Петром по заслугам.
Пылающее сердце «дружочка»
Со всей определенностью историки обозначают только дату и место рождения нашего героя: 16 ноября (по старому стилю 6 ноября) 1673 года в Москве.
Мы говорили на страницах этой книги о нескольких версиях происхождения Меншикова. Попробуем взглянуть на эту тайну здесь с другого ракурса. А именно кто поддерживал ту или иную версию происхождения нашего героя? Может быть, происхождение или сословные интересы апологета той или иной гипотезы прольют свет на причины, по которым он столь
Итак, по наиболее распространенной версии, популяризированной Алексеем Толстым, Алексашка Меншиков – простолюдин, уличный торговец пирожками, замеченный другом Петра Францем Лефортом. Противники этой гипотезы полагают, что боярская верхушка придумала этот эпизод в целях уничижения выскочки.
Сторонником первого суждения выступал известный русский историк, публицист и общественный деятель Николай Иванович Костомаров. Кем же был он по происхождению сам? Оказывается, знаменитый историк по рождению являлся крепостным. Его отец, помещик Воронежской губернии Иван Петрович Костомаров, сторонник Просвещения, взял в жены крепостную крестьянку Татьяну Петровну Мельникову, которую присмотрел из дворовых девок. Просвещенный помещик отправил крепостную невесту в московский частный пансион. По стечению обстоятельств брак был заключен уже после рождения сына Николая, который становился в силу действовавшего тогда в России законодательства крепостным своего отца. К сожалению, Иван Петрович не успел оформить родительские права должным образом: внезапная трагическая смерть оборвала его жизнь. Может быть, в этом кроется причина того, что знаменитый историк так рьяно защищал легенду о простонародном происхождении выдающегося государственного деятеля. Николаю Ивановичу Костомарову в его «Русской истории в жизнеописаниях ее главных деятелей» юный Меншиков виделся остроумным и бойким мальчишкой, который балагурством подманивал покупателей к своим лоткам с пирогами.
«Случилось ему проходить мимо дворца знаменитого и сильного в то время Лефорта; увидев забавного мальчика, Лефорт позвал его к себе в комнату и спросил: “Что возьмёшь за всю свою коробку с пирогами?” – “Пироги извольте купить, а коробки без позволения хозяина я продать не смею”, – отвечал Александр – так звали уличного мальчика. “Хочешь у меня служить?” – спросил его Лефорт. “Очень рад, – отвечал тот, – только надобно отойти от хозяина”. Лефорт купил у него все пирожки и сказал: “Когда отойдёшь от пирожника, тотчас приходи ко мне”. С неохотой отпустил пирожник мальчика и сделал это только потому, что важный господин брал его в свою прислугу. Меншиков поступил к Лефорту и надел его ливрею».
Как уже говорилось, и диплом Священной Римской империи (на латыни), и жалованная грамота Петра I князю Меншикову (на русском языке) утверждали, что князь происходил из литовских дворян: «оная провинция есть отчизна твоя». Напоминаем, что в те времена Литвой называлась вся восточная территория Речи Посполитой, которая непосредственно Польшей не являлась. В нее входили территории современной Западной Украины, Белоруссии и Литвы.
Того же мнения придерживался и Александр Сергеевич Пушкин: «…Меншиков происходил из дворян белорусских… Он отыскивал около Орши своё родовое имение. Никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов. Это шутка бояр, принятая историками за истину».
Мальчик Алексашка Меншиков торгует пирогами у дворца
Это мнение напрямую смыкается с достаточно правдоподобной гипотезой о шляхетской родословной Александра – о том, что его отец (или дед?) был взят в плен во время русско-польских войн Алексея Михайловича и принадлежал, как уже говорилось, к рыцарскому роду Менжик герба Венява либо герба Вадвич.
Что, кстати, отнюдь не противоречит сообщениям других источников о том, что Александр родился в семье придворного конюха. Наоборот, оно делает вполне закономерным его появление в «потешных войсках» молодого царя Петра. Польские шляхтичи (а точнее, белорусско-литовские паны) в ту эпоху были лучшими наездниками и фехтовальщиками, нежели московские дворяне, поэтому принятие захваченного в плен удальца на царскую службу, а затем и его приближение ко двору, вполне правдоподобны. Более того, как мы уже говорили, зачисление самого Александра Даниловича на службу в потешный полк Петра выглядит весьма логичным. Ввести в ближний круг юного царя правильнее было людей, никак не замеченных в связях с прежними боярскими, княжескими и даже дворянскими родами. А в те годы практически второй русской Смуты, стрелецких бунтов, хованщины, противостояния Нарышкиных и Милославских, темных манипуляций и интриг царевны Софьи быть полностью уверенным нельзя было ни в одном из коренных семейств Московского царства. В этой ситуации отпрыск одного из пришлых родов (причем явившихся в Россию совсем недавно) идеально подходил для роли поверенного, денщика и адъютанта.