Светлый мир

ЙаКотейко

— Ну, тогда мы можем собрать свой караван, — пожал плечом Ашту, не прекращая довольно ухмыляться.

Анвару начало казаться, что этому адругу плевать, дойдут ли они до цели и выполнят ли задание. Главное, что его похоже интересовало это Анвар и его реакции на неожиданности.

— И, судя по нашим знаниям, скормить его по дороге? — устало выдохнув, съехидничал Анвар.

— Так на то и расчет! Главное посчитать, чтобы на весь путь откупа для монстров хватило.

Анвар тоскливо глядел в лучащиеся смехом глаза и не мог

понять, вот сейчас, Ашту говорит серьезно или попросту издевается.

— Благодарю, но нет. Только жертв из мирных не хватало.

— Да, — протянул Ашту печально, хоть глаза и оставались веселыми, — совсем тебя приручила милашка. Не Несущий смерть, а эльфенок какой-то.

— Ашту, иди во тьму! Ты можешь что-нибудь серьезно предложить? — выходя из себя, зарычал Анвар.

— Могу и серьезно, — хмыкнул Ашту. — Самое серьезное у нас сейчас ждать пять дней до отправления каравана. Возможно, нам может повезти и прибудет другой, проходной, но с учетом того, что тот город самый крайний к горам шансы на это никакие. Еще можно побродить по городу, а вдруг интересная мысль посетит.

Анвар поднялся, не сводя с Ашту тяжелого взгляда, намекая, что стоит к нему присоединиться. Идея, конечно, показалась ему глупой, но пять дней ожидания были пока хуже ее.

Глава 28

— Ох, детонька, положи ты иголку, — покачав головой, Матушка осторожно отобрала у Сауле длинную тонкую иглу. За ней потянулся косматый комочек, в который обратились заправленная в ушко нить и такие же лохматые пяльцы. Посмотрев на результат трудов девушки, старушка горько вздохнула и, сев на скамью, принялась осторожно срезать излишнюю пушистость с ткани. — Не твое это, милая, не твое. Ты бы лучше сходила, погуляла. Тебе хорошо, и ребятам работать веселее.

— Ага, я буду гулять и дразниться, а им работать веселее? — недоверчиво возразила Сауле, а сама уже поглядывала в окошко, затянутое пузырем черной рыбы. Здоровой и вкусной, но к сожалению редкой. Оттого в храме всего пяток окон такой пленкой затянуты, остальные досками наглухо забиты или дверкой специальной закрываются.

— Маленькая ты еще, — ласково улыбнулась матушка. — Отроки молодые всегда при девицах работают справнее. Друг перед другом красуются, себя с лучшей стороны показать норовят.

— Матушка! — Сауле, возмущенная таким откровением, покраснела.

— Ох, зря я пораньше с тобой не заговорила, — смерив Сауле оценивающим взглядом, вздохнула старушка. — Ты уж расцвела, а все простых истин смущаешься.

— Не смущаюсь я! — словно котел в очаге, запыхтела Сауле, — а только глупостей таких и допускать не хочу. Я им сестра и помощница. Буду как ты: готовить, стирать…

— Зашивать… — поддразнила старушка вмиг надувшуюся девушку. — Глупости не говори. Не твое это место. Не твоя судьба так далеко от людей сидеть. Ты живая, добрая, веселая, вот и присмотри себе мальчишку хорошего.

Хоть того же Лада.

Сауле презрительно фыркнула.

— А ты не фырчи, словно кошка амбарная, нос не вороти, — разозлилась матушка. — Он парень ладный, работящий. Все у него в руках спорится, и здесь он такой же чужой, как и ты. Не ваше это, себя хоронить. Ваше дело жить.

— Скажешь тоже, — буркнула Сауле. Разговор ей не нравился. Матушка что-то часто стала заводить его, стала посылать Сауле работать туда же, где мальчишки в это время были.

— Скажу! — отрезала старушка, а смягчившись спокойно продолжила: — не хочешь Лада и не надо! Свят, поди, давно на тебя глаз положил.

— Матушка, да он же старый! — подавившись воздухом, возопила Сауле.

— Ох, дуреха, не старый, а опытный. Тоже мне, старый, всего-то сорок годков, а ты его, ух, — завелась старушка, обиженная такими словами. — Ну и боги с тобой, тогда присмотрись вон к охотникам, что у нас ночуют. Хорошие люди, надежные.

— Мрачные и страшные, — добавила Сауле, — глядят глазами, что монстры темные, и слова от них не услышишь.

— Глупая да переборчивая больно — припечатала старуха и замолчала.

Сауле едва удержалась, чтобы не показать матушке язык украдкой. Отвернулась от соблазна такого и вновь в пузырь уставилась.

— Ой, матушка, — воскликнула она, взвиваясь с места и бросаясь к окошку поближе. — Никак корабль.

Старушка подошла и стала рядом, пытаясь разглядеть сквозь мутно-желтую преграду вышеупомянутый корабль.

Сауле не стала ждать пока матушка что-нибудь скажет и пичугой вылетела из комнатки, желая узнать — кто решился так близко подойти к берегу.

— Стой! — заорала матушка, но было поздно, девушки и след простыл. — От же, дуреха — запричитала она, спеша следом.

Сауле налетела на нее внизу лестницы, к которой бежала ничего вокруг не замечая.

— Стой, стой, глупая, что случилось? — поймав ее за плечи, закричала матушка, хотя по лицу Сауле и по нараставшему шуму уже поняла — ничего хорошего.

— Матушка, — в глазах девушки наконец появились искры разума, вытесняя собой дикий испуг. — Темные, матушка!

Старушка переменилась в лице, побледнела. Только этого не хватало.

В горницу влетел Свят, высокий, сильный мужчина сорока лет с хмурым, обветренным лицом, украшенным шрамами.

Свята Никодим нашел три года назад, когда ездил в Коархан с ребятами. Привез его, тощего, заросшего, словно решето дырявого. Выходили, вылечили и на ноги поставили. Про себя рассказывать Свят не захотел, да толком и не спрашивали его, в храме каждый убежище найти мог. Уходить, впрочем, он тоже не спешил. Так и прижился, по хозяйству самую тяжелую работу на себя брал. Мрачный и угрюмый, он постепенно оттаял, стал напоминать большого ворчливого пса, сквозь зубы цыкая на младших, но при этом следя, чтобы с ними ничего не случилось.