Свето-Тень
Шрифт:
Ком в горле пришлось сглотнуть.
Мне, юной, впечатлительной особе, подобные вещи представлять противопоказано. Слишком глубоко погружаюсь в представленное, вплоть до трупного запаха.
Проморгавшись до полного уничтожения образа, я выдохнула. Похоже, пока мое воображение баловалось с могильной атрибутикой, легкие решили бросить дышать. Однако, шутки в сторону, с Брендоном определенно что-то не так. Если не смотреть в неживые портретные глаза, кошмары не мерещатся, но ощущение безысходности так же пронизывает до самого нутра. Аритмично стучащее сердце не лжет - Брендон в беде.
– Узри ты его, и волнение и прочие
– Все верно. Увидела. Эмоции - как пена из пивной бутылки.
Кидаться вырывать любимого из цепких когтистых лап фурий ада - идея не из разряда блестящих. Нет, родная, так дело не пойдет, прав был дух, утверждая, что ты не готова. Брендон - не мальчишка из подворотни, он Император, его защита - лучшая в пределах известной Вселенной, да и бросаться в львиную пасть, не имея отравленного дротика - удел храбрецов и самоубийц.
А у меня нет права на ошибку.
Мой писчий материал не горит. Если подразумевать обычный огонь… Вызывая витую свечу цвета слоновой кости, я очень старалась не плакать. Фиолетовый магический огонек жадно соскочил с фитиля на листок…
От него почти не осталось пепла. Ту же малость, что ссыпалась на постель, я смахнула на пол, в противоположную от почти сплетенной паутины сторону…
Я не умею рисовать. Эта единственная мысль преследовала меня с момента сожжения портрета. Попроси меня изобразить домик на разлинованном листе простым карандашом, и в лучшем случае выйдет перекошенная неказистая сараюшка, денно и нощно мечтающая развалиться на запчасти. Уж промолчу про несчастные окошки и двери, изогнутые под невозможными углами, и давно съехавшую крышу. Крыша домишки съезжает ровно вслед за крышей пыхтящего от усердия, с позволения сказать, художника.
В школьную пору учителя, хватаясь за сердце и отводя взгляд от журнала, на ощупь выцарапывали напротив фамилии Калинина четверки по черчению и рисованию, после продолжительной беседы с директором, втолковывавшего им, что куриные лапки, данные мне природой, отнюдь не повод портить аттестат почти что отличницы. Хорошие ученики, как известно, являются плюсом к реноме образовательного заведения. Сохраняя равномерную перекошенность лиц, учителя соглашались с доводами, и настойчиво просили меня лишить их занятия своего присутствия. Надо заметить, долго упрашивать не приходилось.
Иными словами, в моем лице мир обрел абсолютную художественную бездарность. Но нацарапанный лик Брендона убеждал в обратном! Маловероятно, чтобы глубоко скрытый и надежно заколоченный талант проявился столь своевременно…
Вот уж где повод задуматься!
– Я назову тебя Ах, - тоном, не терпящим возражений, заявила я паучку. Выслушав мою реплику, паук не умер от эйфории и не утрудился симулировать восхищение.
– Ты огорчен? Ну извини, ничего оригинальнее не придумалось.
Сказанное было чистейшей правдой, омытой родниковой водой искренности. Кроме предания о талантливой ткачиха Арахне, победившей саму Афину в соревновании по соответствующему профилю, в голову не пришло ничего подходящего. А так как Арахна - имя однозначно женское, и переделать его в мужское оказалось затруднительно, пришлось прибегнуть к сокращению.
Получившееся имечко
К слову о душевной организации, как раз настало время ей покинуть бренное тело. Сложные глаза Аха выразили нежелание впрыскивать в хозяйку яд.
– Оптимистичнее, друг мой. Из того, что умирает, может возродиться нечто лучшее. И вообще, темноокая девушка в белом - моя старинная приятельница, нам есть, о чем поболтать за заточкой косы.
Убеждая наивное существо, я поднесла ладонь к основанию паутины, где он восседал, как ястреб на скале над обрывом. Хорошо, однако, что полученной мной Силы было просто чудовищно много, и наложить вуаль одновзглядности на Аха, его паутину, витую свечу на ладони и даже на сгорающий портрет было легче легкого. Никто, кроме меня, не мог увидеть их, пока продолжалось действие вуали.
Ах за время моих размышлений вскарабкался на мою ладонь и теперь нежно касался конечностью запястья.
– Давай уже, зачем тебе иначе даны хелицеры?
– подбодрила я нерешительного малыша.
Укуса я не почувствовала. Зато успела различить плывущим зрением, как Ах обернулся маленькой серебряной копией себя, и мои цепенеющие пальцы крепко сжали фигурку.
Затем по паутинной дороге вниз скользнула сиреневатая полупрозрачная тряпка-душа…
Тень своенравна. Она не лучшее вместилище для сознания и священной души, зато ей доступно много больше, чем хрупкому телу. Она не нуждается в воздухе, день и ночь для нее равнозначны, и воспринимаются как постоянный сумрак, перепады температуры или давления и вовсе остаются незамеченными. Тень может существовать в любой среде, хоть в жерле извергающегося вулкана, хоть в вакууме, хоть на дне океанской впадины, с равным успехом.
Сложность в том, чтобы заставить ее повиноваться. И добрые намерения - отнюдь не тот довод, которым можно добиться милости от нее.
Чтобы подчинить Тень, нужна ненависть. Непритворная, до остервенения, до скрежета зубов, разрывающих живую плоть.
Без боли - нет искупления. И всепожирающее пламя вырвалось из недр моей души, сжигая самое себя…
И тогда Тень покорилась, принимая меня.
Дорога Тени - один лишь долгий шаг. И я шагнула, прочь от своих мощей, от серебряной фигурки паукообразного, от убогости серых давящих стен.
Короткая вспышка, несколько мгновений абсолютной темноты, затем - разноцветный калейдоскоп.
Подо мной и надо мной - слои ватных облаков. Калейдоскоп же на поверку оказался телами величавых Дайр'Коонов, парящих рядом.
– Приветствую тебя, Дочь Земли, - раздался прямо в сознании уверенный голос.
– С прибытием, девушка-тень, - вторил ему другой.
Драконов пытались описать сотни, если не тысячи, раз, и ни одно из описаний не сподобилось доподлинно передать их облик. Как описать совершенство? Изящество линий, сияние чешуи, ошеломительные глаза - настоящие запруды, отражающие вспышки светил и водовороты тьмы…