Свето-Тень
Шрифт:
– Куда теперь?
– участливо спросил Альдобраст.
– На Консул, - не утерпела, добавила.
– К чертовой бабушке!
– Леди Калли!
Я вздрогнула и обернулась на оклик. Через площадь вприпрыжку бежал белокурый подросток с печальными глазами одинокого ангела. Зря плакала Тайли, с Тодом все хорошо.
– Флинер, скажи, ты веришь в чудеса?
– Я Творец Невозможностей, милая, мне ли в них не верить?
– Нет, в нерукотворное чудо, без привлечения Сил и предвидения. В чудо естественного порядка.
– Пожалуй, нет, если не считать таковым наше знакомство.
– Проблема
День 135 (по ст. исч-ю).
Вишневое дерево расцветало ровно на шестнадцатый день первого месяца, хотя земля еще была покрыта снегом и холод царил в природе, и так происходило каждый год. И самурай играл под тем деревом с самого детства, а до него - его родители и их предки, много поколений подряд. Он вырос, прожил достойную жизнь, состарился. Его дети покинули мир раньше самурая, и теперь радовало его только вишневое дерево.
Но однажды сакура умерла; от горя самурай занемог и отправился уйти вслед за ней. Соседи старались отвлечь его от тягостных мыслей, и посадили в его саду молодое вишневое дерево, очень красивое. Самурай выглядел счастливым, но в действительности сердце его разрывалось от боли.
И тогда, на шестнадцатый день первой луны, старик вышел в сад, поклонился сухому стволу и произнес:
– Возьми мою жизнь, начни расцветать снова.
Он исполнил обряд харакири, под высохшими ветвями сакуры, на белом покрывале, ставшим алым от его крови.
Дерево расцвело в тот же час.
И продолжает покрываться в бело-розовым туманом год за годом, на шестнадцатый день первого лунного месяца, в сезон снегов, ведь в нем - душа самурая [30] .
Я пересказала это предание Ане, увы, с неминуемыми расхождениями от оригинального текста, но и память моя несовершенна. Рассказывая, я ожидала, что подружка оценит историю.
Когда она ответила мне, голос - нежный, мелодичный, с грустинкой - исходил разом изо всех стен, с некоторой задержкой, рождая глухое эхо.
30
Пересказано: "Йу-Року-Сакура", Японские средневековые сказания, Сборник Хёрай. Автор неизвестен.
– Блестят росинки.
Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте! [31]
Лишенная подобных звуковых эффектов, модулируя размеренный речитатив, я откликнулась:
– На осеннем поле
Непрочный приют осенен
Сквозной плетенкой.
Оттого-то мои рукава
Что ни ночь от росы намокают [32] .
– Великолепно, Ирина! Ты позволишь мне сохранить это танка?
– Тебе не требуется моего разрешения, Ана. Пока мои воспоминания не стали сквозной плетенкой, я рада поделиться ими с тобой.
31
Мацуо
32
Тэндзи-тэнно. (Пер. В. Санович).
– Люди не помнят, но мы храним. Я - что та сакура с душой человека, хоть и машина, а роса на моих ветках имеет вкус слез. Жаль, я не умею плакать.
– Но ты видишь сны. Ты более человек, чем сонмы двуногих. И я завидую тебе, потому как роса на моих рукавах - вкуса крови.
– Тебе нужен отдых, Ирина. Впереди много осенних полей…
– И непрочных приютов, - я улыбнулась сквозь слезы.
– Знаю, дорогая, знаю… Но я больше не могу спать. И все больше скучаю по дому, пускай мне там теперь нечего делать.
– Я не обладаю предзнанием, - изрекла мыслящая машина.
– Но уверена, что ты никогда туда не вернешься. Прости. Это не значит, что тебе нужно его позабыть.
– Ты права, мне надо развеяться, - я рывком поднялась с округлого ложа.
– Пойду, поищу кофе и праздношатающихся.
– Грустишь?
– Скорее, пафосно депрессирую, - я отставила чашку, наполненную ароматным кофе со сладким фруктовым сиропом, чтобы перенести все внимание на подошедшего мужчину.
Мы не были особо близки с Листенном, довольно замкнутым и молчаливым человеком. За все время я едва ли слышала от него десяток фраз.
– Тебя подослала Ана?
– вывод был очевиден, а откровенность я ценю выше хорошей игры.
– Она. Говорит, ты скучаешь по дому.
– Немного. Присаживайся, кофе будешь?
Он кивнул, протягивая мускулистую руку к настольному табло, чтобы набрать заказ. Темные пальцы заплясали над крышкой стола.
– Ты гадаешь, отчего Ана прислала к тебе молчуна?
Я развела руками, признавая его правоту.
– На самой высокой скале моей родной планеты, Ираго, выбито:
За жизнь непрочную и жалкую
Цепляясь,
Весь вымокший в волнах у Ираго,
Кормиться буду я теперь, срезая
Лишь жемчуг-водоросли возле берегов [33] !
Я потрясенно молчала. Для одного дня звучало излишне много лирики, более чем специфичной, и столь удивительны были такие строки в устах Листенна, рушащего мое представление о нем.
33
Манъёсю - антология японской поэзии. Песня принца Оми, сложенная им в ответ на услышанную песню. Составителем считается Отомо-но Якамоти.
А ведь если присмотреться, можно разглядеть в нем азиатские черты, смазанные - еще бы, за столько-то веков!
– но вполне угадываемые.
– Ираго, - продолжил Листенн, блеснули черные глаза и фарфоровые зубы.
– Черно-зеленые волны, скалы, редкие островки, единственный материк посреди океана, там - школы. Водоросли, рыба, планктон… Жемчуга нет. Постоянные циклоны, ливни и шквалы. Мы не меняли свою планету, а подстраивались под ее норов.
– Там прошло твое детство?
– я вслушивалась в каждое слово, затаив дыхание.