Светоносцы: Мерцающая башня
Шрифт:
Наполняющая храм энергия любви, действительно, создаёт непреодолимую препону между телами прихожан и переносчиком частиц времени! Эта светлая, лёгкая энергия блокирует истечение хрононов из живых клеток, и машине смерти оказывается просто нечего переносить и аккумулировать! Гипотеза о свойствах частиц времени для меня переросла в теорию, получившую теперь самое веское эмпирическое доказательство!
После того как я выкрал из лаборатории государственного научного учреждения «метеорит, редчайший образец, представляющий для мировой науки исключительную ценность», да ещё собственность иностранного университета, мне оставалось только
У меня созрел план. Я придумал сымитировать собственную смерть, а на самом деле укрыться в Николо-Григориевском монастыре, что близ Северного кладбища, на городской окраине. И я попал в эту обитель, но потрясающе нелепо, словно разыграв в «орлянку» свою собственную жизнь! Прекрасно понимая, что если Мортон найдёт меня – это смерть; я пошёл на риск, ибо выбирать было почти не из чего! Вариант с имитацией смерти казался мне выходом – и я решился; к тому же, времени на раздумье у меня не было.
Несколько лет назад в нашей лаборатории проводилось испытание галлюциногена, выработанного из мухоморов. В больших дозах он, специально обработанный, вызывает состояние, близкое к глубокой коме, когда сознание находится на грани бодрствования, а функции сердца и лёгких изменены до такой степени, что чрезвычайно затруднительно регистрируются. Причислить человека, находящегося в подобном состоянии, к сонму перешедших в мир иной ничего не стоит даже специалисту, а особенно плохому специалисту, каких у нас везде хоть отбавляй! Я и рассчитывал на подобный эффект.
В прощальном письме к родным и коллегам я жаловался на участившиеся сердечные приступы и – на всякий случай – выражал свою последнюю волю. В частности, я просил после обнаружения немедленно отдать моё тело монахам Николо-Григориевского монастыря, с тем чтобы те меня похоронили, строго сообразно христианскому канону погребения, на Северном кладбище. Конечно же, я рисковал, что может произойти передозировка и через два дня, отведённые себе на пребывание в коме, я больше никогда не увижу белый свет. Было и другое опасение: меня могут и не отдать монахам, вопреки моей «последней воле», а прямиком повезут в анатомку!
Всё это, безусловно, могло случиться. И всё же я рискнул. В понедельник поздним вечером я умудрился незамеченным прокрасться в собственную лабораторию. К счастью, там действительно никого не оказалось, как я и рассчитывал. Я написал письмо и принял галлюциноген, неучтённое количество которого хранилось в особом месте, известном лишь немногим из участников того эксперимента.
Я был уверен, что краешком сознания мне в какой-то мере удастся воспринимать происходящее вокруг, ибо я выбрал такую дозу препарата, какая, по моим расчетам, и требовалась в данном случае.
Мир вокруг стал меркнуть. Я замер в кресле за собственным столом, ощущая свинец во всех членах. Мне стало вдруг жутковато от осознания себя полутрупом. Мысли с трудом удерживались в моей голове. Она пустела, регистрируя лишь ощущение дурноты, наполняющее
Сумрачным сознанием я понимал: или я смирюсь с мыслью, что придётся два-три дня дышать еле-еле; или паника возьмёт верх, и стресс оборвёт дыхание вовсе и унесёт мою висящую на волоске жизнь. Я выбрал смирение и стал ждать утра. Письмо лежало передо мной на столе в надежде быть прочитанным. Всё шло по плану.
Утром коллеги нашли моё неподвижное тело, обнаружили и письмо. Поднялся шум. Из бесконечных разговоров вокруг я уловил, что Мортон вдруг куда-то исчез из виду и не отвечает на звонки. Это было как нельзя кстати, ибо тогда факт пропажи «метеорита», вероятно, свяжут с его именем, а не с моим! К тому же, я мог рассчитывать на то, что просьбу о помещении моего тела перед погребением в монастырь, удовлетворят.
Так и случилось: в анатомку меня не повезли, а поместили моё тело в гроб, который на следующий день решили передать, как я и просил, в Николо-Григориевский монастырь. А до тех пор я, облачённый в погребальные одежды, пребывал в конференц-зале, куда стекался университетский народ, дабы проститься с покойным профессором Грымовым.
Моё сознание временами то угасало, казалось, совсем, то чудом возвращалось снова, и я мог улавливать кое-что из происходящего вокруг, а также фокусироваться на мучивших меня противоречивых чувствах. Я то периодически испытывал тревогу за дочь и мать, по отношению к которым поступил весьма жестоко, то радовался собственной смелости, позволившей мне пойти на этот отчаянный поступок, который был продиктован чувством долга учёного перед человечеством. Всё личное для меня отошло на второй план. И я очень хочу, чтобы Гуся и моя мать поняли меня правильно и простили, ведь уходить из жизни преднамеренно и покидать их навсегда я не собирался! Мне только нужен был тайм-аут на неопределённый срок.
Наступила ночь. Вдруг пустой конференц-зал огласили чьи-то странные шаги. Казалось, идущий с трудом передвигает ноги и никак не достигнет моего гроба. Наконец он оказался совсем рядом, и скрипучий голос с присвистом раздался над моей головой. Моё сознание пронзила внезапная догадка: «Мортон!» Я не мог видеть его лицо, не мог открыть глаза: не было сил! Мне очень хотелось мгновенно удостовериться в этом предположении и почему-то принять хоть какие-то меры защиты. Честно говоря, я не допускал мысли о подобной аудиенции. Такая мысль просто не приходила мне в голову! Наверное, потому что я был уверен, что ничего не боюсь.
Но теперь, кто бы ни был он, стоящий рядом, его особенность медленно, шаркающе передвигаться и скрипучий голос в одинокой ночи сообщали мне мистический страх перед непредсказуемыми последствиями этого странного посещения.
– Грымов! Ты всё слишком рано понял! И напрасно! И вот ты мертвец! Ты угадал, что должен был оказаться трупом, но не теперь! Не теперь! Ты перевернул все мои планы! Прежде ты должен был оказать мне услугу! Ты должен был поработать на выживание Нибутума! А потом умереть. Потом! Не ожидал я! Не ожидал такого поворота событий. Куда, Грымов, ты дел память моей родины? Этот единственный священный дар, дававший мне надежду на жизнь вечную на моей собственной планете, которую я строил и которую я старался вскормить с помощью вас, землян!