Светорада Медовая
Шрифт:
Однако Сагай вдруг вскочил и побежал куда-то. Теперь и Светорада увидела, что с всадниками из их кочевья скакали трое незнакомцев, и, судя по всему, в стане Таштимера им были рады. Даже Ырас перестала возиться с больным ягненком и заторопилась, семеня толстыми короткими ногами, навстречу подъезжавшим.
Светорада, отложив работу, вышла из юрты и направилась к реке, чтобы помыть руки. Когда возвращалась, в становище началось всеобщее оживление: шум, крики, смех. Она увидела, как хан и Ырас радостно обнимаются с новоприбывшими. Внимание же Светорады привлек только один из них. Никогда она не думала, что степняк может быть таким пригожим. Этот же и ростом вышел, и одет был непривычно нарядно и чисто: алый
Наверное, она слишком пристально разглядывала его, так как он вдруг обернулся к ней и застыл в недоумении.
Таштимер заметил взгляд молодого печенега.
– Видишь? Не только тебе милы светловолосые славянки. Подойди же сюда, Медовая, поприветствуй моих сыновей. Этот, в колпаке, – мой старший, Куэрчи, щеголь в алом, – наш неспокойный Яукилде, ну а это наш толстячок Еке. И все трое – великие ханы!
Светорада почтительно поклонилась каждому из них. Толстый Еке приветливо улыбнулся и сказал ей, что его жена тоже славянка и у них уже четверо детей. Больше, чем у его братьев.
– А у Яукилде сейчас нет жены, – добавил старший из братьев, Куэрчи, и почему-то засмеялся.
В тот же день становище снялось с места и двинулось в направлении, указанном сыновьями Таштимера. Светорада правила кибиткой, которая тряслась и скрипела. «Ач! Ач!» – покрикивала на волов русская княжна, правя не хуже иных печенегов. Порой к ее возу подскакивал на своем длинногривом гнедом коне Яукилде. Сбруя его лошади была великолепной, в седле он сидел как влитой, черные волосы развевались подобно крыльям ворона, а зубы сверкали в лучезарной улыбке. И хотя подле Светорады сидела толстая Ырас, смотрел он только на княжну, порой даже не обращая внимания на приветливые слова матери и часто отвечая невпопад.
Ехавший рядом с кибиткой Сагай попытался потеснить молодого хана своей саврасой, словно охранял Медовую. Яукилде зло посмотрел на него и, размахнувшись, огрел плетью. Но и тогда Сагай не отъехал, просто заслонился рукой, чтобы следующим ударом молодой хан не выбил ему глаза. От первого же удара у Сагая через все лицо протянулась багровая полоса.
Ханша Ырас только смеялась, когда Яукилде, опять хлестнув Сагая по закрывавшей голову руке, пришпорил гнедого и ускакал вперед.
– Всегда такой бешеный был, если что не по нему. Потому мы и зовем его Яукилде – «сражение пришло». Но каков батыр вырос! Утеха моему старому сердцу. А ведь когда маленький был, так хворал… Мой любимчик, ягненочек. Вот и теперь все время подле меня держится.
Ну, не только тоска по матери влекла батыра к этой кибитке, с неожиданным удовольствием подумала Светорада. Она не могла поручиться, что пару раз не взглянула на сына Таштимера более ласково, чем полагалось мачехе.
Ближе к вечеру вдали показалось облако пыли. Вскоре стало видно, что по степи идут стада и табуны, которых подгоняют вооруженные всадники. За ними двигались на повозках и пешком, идя рядом с вьючными лошадьми, семьи пастухов.
Ырас коротко объяснила:
– Большая стоянка будет. Яукилде сказал, что тут соберутся несколько родов нашей ветви Кара Бай. [154]
154
Все печенеги делились на два крыла, каждое состояло из четырех родов. Род
Светорада наблюдала, как сходятся, приветствуя друг друга, многочисленные печенежские кочевья. Среди них – семьи Волка, то есть сам хан Таштимер и его сыновья со своими кочевьями (как заметила Светорада, ее муж был гораздо беднее возмужавших отпрысков), а также род Тура и потомки рода Барса. И все это скопление людей с их кибитками, юртами, скотом и пленными расположилось на берегу извилистой многоводной реки, названия которой никто не знал. Хан Таштимер водрузил на высоком шесте искусно выделанную голову волка и завыл по-волчьи. Ему ответил столь многочисленный хор подражателей, что лошади и овцы не на шутку взволновались.
Таштимер смеялся:
– Пусть теперь попробуют нас перекричать дети Барса или Тура. Выйдет ли у них?
Вечерело. Повсюду горели костры, освещая багровыми отсветами лежавших и сидевших печенегов. Теперь тепло шло уже не с неба, а от нагревшейся, будто печка, земли. Ее жаркое дыхание обволакивало людей и животных, усиливая запах овечьего пота и растопленного жира, а над ним царило приносимое ветерком свежее благоухание степной полыни и дикой мяты.
Светорада, обливаясь потом, готовила еду у костров. Служанки метались, выполняя ее поручения. Медовая велела отбить деревянным молотком кусочки свежей баранины, обжарить их на решетках вперемежку с кольцами лука и томить на огне, постоянно переворачивая и поливая рассолом с чесноком и перцем. Потом по ее наказу мясо переложили в большие бронзовые котлы, залили мясным отваром и тушили, накрыв тяжелыми крышками. Другие куски баранины, заранее отмоченные в сыворотке с перцем, велено было нанизать на острия, чередуя их с кусочками курдючного сала, и жарить над угольями, аккуратно переворачивая, чтобы лакомство не подгорело.
Еще Светорада распорядилась приготовить уху из налима, который попался в сети до того, как опустилась темнота. За ухой Светорада следила самолично, и в какой-то момент, когда она черпаком пробовала уху, ее сзади неожиданно обхватили чьи-то сильные руки. Привыкнув к подобным выходкам Сагая, она только шлепнула по запястью и сказала:
– Не готово еще. Убирайся.
И тут же незнакомый голос у самого ее уха произнес:
– Я бы тебя лучше съел. Всю. С косточками.
Светорада резко повернулась, вырываясь. Яукилде. Смотрит на нее, улыбается, блестя черными глазами из-под смоляной челки. И еще Светораду поразило то, что он заговорил с ней по-славянски.
– Откуда ты знаешь наш язык? – спросила она, чтобы как-то скрыть растерянность.
Он продолжал улыбаться, с восхищением глядя на нее, а Светорада смутилась, чувствуя неловкость за свой вид: потная, длинное дерюжное платье пристает к телу, мокрые завитки волос на лбу слиплись от жара. А от молодого хана…веет ароматными притираниями. Она и забыла этот запах после того, как сошлась с печенегами. И чтобы мужчина пах цветами, а не зверем…
– Яукилде, ты пахнешь… миррой.
Он откинул голову и заливисто расхохотался.
– Это что! Пару дней назад я так благоухал, когда встречался с Олегом Киевским на порубежье, что даже мой конь чихал. А Олег сказал, что я пахну, как наложница. Воюя с русами, я неплохо изучил их язык, но что такое «наложница», не ведаю.
Светорада ошеломленно соображала. Яукилде общается с Олегом! Он знает ее язык, он бывает на Руси! Руси!.. Она едва не застонала.
Молодой хан опять повторил свой вопрос. И Светорада ответила, что это, мол, цветок такой. Не объяснять же, что Олег, небось, замаялся от ароматов, исходивших от полудикого хана. И еще у Светорады мелькнуло, что зря она так о Яукилде подумала – он не выглядит полудиким. Он… Он одет изысканно и чисто, почти как хазарский царевич.