Светорада Медовая

Вилар Симона

Как показало время, обстановка действительно стала разряжаться. Хазары снимались со стоянок, роды их отправлялись на кочевье, вновь пошли к Сурожскому морю суда с товарами. Гаведдай поведал княжне, что шады Овадия и Габо отогнали русов и теперь те движутся мимо Саркела на Итиль. Но это уже забота аларсиев и бека Вениамина, беспечно заявил горбун, довольно потирая руки, как будто в предвкушении чего-то хорошего.

Между Светорадой и ее пленителем Гаведдаем складывались вполне приятельские отношения. Гаведдай ни в чем не стеснял любимую шадё своего господина, и она могла бывать везде, где ей вздумается. Княжна каталась на лодке по реке, скакала на лошади, гуляла по многолюдному Саркелу. Конечно, Саркел не был полон диковинок, как столица

Итиль, но поглядеть и тут было на что. Сюда по традиции прибывали кочевники из отдаленных становищ, пригоняли скот и рабов, привозили просоленные кожи, шерсть, меха, войлоки и выменивали все это на ткани, сапоги, оружие, топоры, ножницы, иголки, чашки, медную и глиняную посуду.

Светорада уже знала, что отдельные кварталы в Саркеле назывались махал, а пригороды, где кипела не менее бурная жизнь, чем в крепости, – ал-махал. Как-то под вечер, когда жара немного спала, княжна, прогуливаясь со служанками по одному из расположенных недалеко от реки переходам ал-махала, забрела на глухую улочку. Пройдя по ней, Светорада оказалась у отведенного от реки арыка, по которому текла мутная вода. На берегу трудились рабы, занятые в производстве сукна, для которого требовалось большое количество воды. Запах тут стоял невыносимый.

– Госпожа, давайте уйдем отсюда, – сказала одна из служанок Светорады, прикрывая лицо тонким покрывалом как от взглядов угрюмых работников, так и от тяжелого смрада.

Светорада тоже невольно зажала носик. Ужасно! Она, привыкшая к своей роскоши, даже позабыла, что можно гак жить. И сейчас с недоумением смотрела, как одни работники полоскали в канале шерсть, другие красили ее в чанах; здесь же дубили кожу. И все эти люди были потными, грязными, изможденными. Неприятное зрелище… Светорада стала отступать, чтобы не запачкать ножки в чавкающей под ногами жиже, как вдруг на нее налетела девчушка, выскочившая откуда-то из-за чана, в котором женщины огромными палками переворачивали красящуюся шерсть. Светорада нечаянно толкнула малышку, и та – голенькая кроха со светлыми грязными волосами – упала и покатилась по откосу прямо в мутный арык. И княжна, не задумываясь, бросилась за девочкой в грязь, подхватила ее на руки, прежде чем та оказалась в воде.

Вокруг раздались крики, а потом подскочила одна из женщин, стала помогать Светораде, оттолкнув от нее перепуганных служанок.

– Дайте мне ее, – произнесла она и подняла на княжну свои большие светло-зеленые глаза.

Глаза были хороши, однако одну половину лица женщины покрывали багровые рубцы от давнишнего ожога.

Женщина хотела еще что-то сказать, но неожиданно умолкла, потом быстро схватила дочку и поторопилась отойти. Где-то в стороне послышался мужской голос. Надсмотрщик требовал, чтобы рабыня меньше возилась с ребенком и возвращалась к работе. Вокруг Светорады гомонили расстроенные испачканным нарядом госпожи служанки, пытались ее увести, а она как будто в землю вросла и все смотрела вслед ушедшей рабыне. Та была рослая, в грязных лохмотьях, в обернутом вокруг головы линялом платке. Она ни разу не оглянулась. Но Светорада уже поняла, что ее удивило. Женщина заговорила с ней на варяжском языке.

Весь остаток дня Светорада думала об этой негаданной встрече. Вот уж чего она никак не ожидала… Да и не вспоминала за все это время Асгерд, дочь ярла Аудуна. Однако теперь, узнав, в каком жалком положении оказалась женщина из некогда приютившего их со Стемой рода, Светорада спрашивала себя, а имеет ли она право просто забыть о ней? В конце концов, когда княжну навестил Гаведдай, она сказала, что хочет, чтобы к ней привели варяжскую невольницу из красилен, у которой изуродовано ожогом лицо и есть маленькая дочка.

Услужливый Гаведдай не преминул выполнить просьбу шадё. Так что уже на другой день его люди привели к Светораде, отдыхавшей в саду под шелковицей, Асгерд. Той даже велели помыться и надеть грубую, но чистую одежду, и теперь она стояла перед восседающей на небольшой суфе [141]

Светорадой, прижимая к себе дочь. Ее взгляд был мрачным и настолько недружелюбным, что Гаведдай не решился оставить женщин самих и велел охраннику быть неподалеку.

– Садись. – Светорада указала ей на место напротив себя.

141

Суфа – возвышение из дерна, устраиваемое под тенистым деревом для летнего отдыха.

Асгерд повиновалась, по-прежнему прижимая к себе ребенка. Дитя выглядело милым, и с любопытством озиралось по сторонам, глядя вокруг зелеными, как у матери, глазенками. Золотистые волосики малышки, вымытые и пушистые, обрамляли маленькое прелестное личико. Светорада ласково улыбнулась девчушке, и та тоже заулыбалась, а потом стеснительно спрятала лицо на шее матери. И хотя, как поняла Светорада, это был ребенок негодяя Усмара, она не могла не растрогаться при виде милой крошки.

Перед княжной на низеньком столике стояли чашки и маленькие вазочки с различными яствами: паштет из гусятины, палочки любимого ею кебаба, варенные с перцем овощи, овечий сыр, а также присыпанные кунжутом лепешки и спелые плоды – гранаты, разрезанный на дольки арбуз, виноград. Из напитков был апельсиновый сок и приправленная уксусом и слегка подслащенная вода. Светорада заметила, как Асгерд сглотнула слюну, глядя на такое изобилие, но не притронулась к пище, хотя ее изможденный вид и худоба свидетельствовали о том, что ей не так уж часто доводится сытно есть. Однако когда Светорада предложила ей перекусить, Асгерд даже не пошевелилась. И только вздохнула, когда ее дочка потянулась к еде. Молча смотрела, как малышка берет из рук княжны ломтик сыра и ест, удерживая у рта обеими руками, а потом отвела взгляд, часто заморгав, чтобы предательские слезы не полились из глаз.

– Не сомневалась, что ты сможешь хорошо устроиться, Медовая, – произнесла Асгерд, и в ее голосе прозвучали прежние недружелюбные нотки. – Прекрасно выглядите, госпожа.

Она окинула Светораду почти насмешливым взглядом, словно осуждая вызывающую роскошь шадё: темно-лиловое широкое платье из легкой ткани, расшитое стеклярусом, высоко зачесанные и скрепленные на затылке в конский хвост чистые волосы, удерживаемые богатой заколкой с бирюзой, украшенные такой же бирюзой длинные ажурные серьги, касавшиеся ключиц. А сама бывшая щеголиха Асгерд сидит перед соперницей в дерюге, ноги босые и огрубевшие, под ногтями грязь, а волосы спрятаны под некое подобие чалмы с обтрепанными концами.

– Ловкая женщина всегда сможет позаботиться о себе, – произнесла Асгерд, чуть скривив рот, отчего рубцы, оставшиеся от ожога, почти изломали линию ее подбородка, натянув бугристую кожу на шее.

Светорада постаралась не обращать внимания на ее злую иронию. Смотрела только на малышку, которая теперь потянулась за паштетом, ковырнула его пальчиком, а затем, принюхавшись, потащила лакомство в рот.

– Как ты ее назвала? – спросила Светорада.

– Раннвейг.

– Славное имя. Кажется, так звали твою мать? Я помню, как твой отец и братья порой упоминали ее.

Асгерд промолчала, только плотнее сжала губы. И тогда Светорада решила поведать Асгерд обо всем, что случилось с семьей Аудуна после ее отъезда. Она рассказала о набеге, о том, как притащила мертвую Верену к Асольву, как они еле успели закрыть ворота, как потом началась осада и Асольв попытался вывезти своих людей на лошадях, как некоторым удалось прорваться. Княжна вспоминала, как мерянин Кима спасал Бэру, к которой столько сватался, а сама она вывозила дочерей сестры Асгерд, маленьких Хельгу и Лию. Вроде бы малышки спаслись, так как их не было среди пленников, которых схватили хазары. Светорада же отделилась от остальных, когда увидела среди явившихся им на помощь ростовчан своего Стему. И она была подле него, пока он не закрыл глаза, умер прямо у нее на коленях…