Свидание на Аламуте
Шрифт:
Вдруг грохот тряхнул шахту, как шейкер с коктейлем. Моментально погасли тусклые лампочки, опрокинулись, шипя, фитили; бараний жир потек по стали. Наступила темнота, в которой со скрежетом рухнул туда, в зев шахты, пустой красный саркофаг. Прогрохотали какие-то металлические конструкции. Меч, выроненный арабом, поплясал, побалансировал святящимся лезвием и тоже, звякнув, улетел вниз, за искореженные ударом волны перила в дальней стороне площадки.
Все стихло. Сверху лилась вода. Сбитый с ног ударом Махаб поднимался, поскальзываясь в растекшемся жире, с трудом встала и Олеся.
Из
Майя догадалась: необъяснимым образом шахидка из станции канатной дороги отправилась прямо в Центр, где стояли ее «подруги», а к стеллажам были прикованы уцелевшие сотрудники… Неужели тех не удалось спасти?! Майе верилось, что удалось.
Араб искал глазами свое оружие. Не нашел. Тогда он черным сгустком ненависти метнулся к Майе и Кириаки, пальцами схватил липкий от крови подбородок раненой и прорычал в это лишенное глаз лицо:
– Ну, ничего… Алиса отгрызет СВОИМИ зубами твои ножки, понятно?!
Он отскочил и снова взялся за книгу – она лежала в дымящемся сале. Затем он резко крикнул что-то своей подручной, и они заняли позиции по двум краям круга. Теперь они и сидящая фигура – ее прямой угол не поколебал даже взрыв! – образовали треугольник. Между ними – провал, изогнутая, но еще целая металлическая перекладина и остатки стальной клети в самом углу – шагов двадцать по биссектрисе треугольника, над черной зияющей пустотой.
И Алиса-Олеся, и он начали читать молитву – араб по книге, ассасинка, видимо, на память. И в темноте, клубящейся по углам этой мрачной шахты-колодца, над которой сомкнулись тяжелые плиты, внезапно возник столб света. Этот столб падал на квадрат площадки: голубовато-сиреневый, он колыхался, будто веревка, пульсировал. А над ним поплыло желто-белое пятно. Оно напоминало облако, меняющее свои очертания. Сначала Майя увидела огромную белую собаку. А потом – фигуру какого-то существа с головой петуха и с двумя змеями, выползавшими из бедер.
Она вспомнила. Об этом они говорили с Алексеем, рассматривая какую-то энциклопедию. Абраксас. Первопричина и первопредок. Облако мерцало, плавая над ними, и сиренево-голубой свет уплотнился. Он неожиданно явил собой призрачного старца в высоком тюрбане и одеждах, скрывающих фигуру. Лицо старца было неразличимо. Он парил над площадкой.
И в зеве этой шахты зажегся крохотный красный огонек. Как чей-то воспаленный глаз.
Под музыку этой молитвы, под шум текущей ручьями воды – она текла и на Майю, но завороженная девушка не чувствовала этого – обнаженная фигура встала на ноги. Она была как робот; кости и мышцы двигались под ее синеватой кожицей. Она пошла. Ее босые ступни, невероятно худые, с фалангами пальцев, будто выточенными из металла, перекатывались сначала по стали, а потом… потом по пустоте! Краснея обожженными точками на жуткой татуировке черепа, это существо, этот гомункул шел над бездной, вытянув руки, к переливающемуся
Старца Хасана Гуссейна ас-Саббаха, чье бренное тело было предано каменистой почве Аламута еще в тысяча сто девяносто втором году.
Махаб стоял ближе всех, с краю. Его необъятная спина в костюме блестела, испачканная бараньим салом, кровью и ржавчиной. Он уже достал из одежды нечто, похожее на рубиновый банан, на темно-красное изделие из секс-шопа, что-то искривленное и длинное… Держал перед собой – этот предмет, наверняка чудовижно важный, завершающий процедуру, был виден! Да. Это то, что войдет в выбритое лоно. То, что осталось от Старца, от его чудовищной силы Зла и ненависти.
И Майя неожиданно для себя бросилась вперед. Головой в эту проклятую спину!
Точнее, ей так показалось. Гигантским усилием мысли, со всей мощью в одночасье выходящего напряжения, она выстрелила энергией в спину ненавистного араба. Будто белое сияние ударило его в плечи и моментально опрокинуло вниз – в шахту.
Свет, излучаемый образом Старца, моментально померк, посерел, а идущая по пустоте девушка закачалась… и рухнула вниз.
Но на пути ее оказался тот самый, искривленный ударом стальной брус; она повисла на нем. Через несколько секунд, перебирая тонкими руками и ногами, она взобралась на него, будто диковинная личинка водного насекомого – на соломинку, белея матовым суставчатым телом. Девушка подползла к перекладине, уходящей вверх, и прижалась к ней.
Майя расширила глаза от ужаса. Оскалив острые зубки, от края шахты к ней шла Олеся. Ее юбки порвались, растрепались, и испачканные маленькие ноги наступали сейчас на лохмотья – ткань трещала.
Майя попробовала отползти и прикрыть собой француженку. Но Олеся не дала ей такого шанса. Она прыгнула, в этом полете перевернулась кульбитом и рывком сорвала с себя юбки. Мелькнули обнаженные узкие бедра, которые опоясывал только золотой браслетик… Нет, она не ударила. Она приземлилась в двух шагах от Майи и наклонилась, разинув рот в беззвучном крике. Растрепанные мокрые волосы ее шевелились, как змеи.
Майя ощутила, как какая-то сила накатила на нее и, не дав вздохнуть, бросила на сталь. Животом. Она попыталась встать – ей не удалось. Более того, невидимая сила начала выгибать ее, выворачивать суставы рук и ног. От дикой боли Майя не выдержала и закричала, а Олеся стояла рядом и только водила руками, только посылала ей смертоносные импульсы.
Майю ломало. Она не видела, но на вывернутых чудовищной дыбой ступнях, на пятках и на запястья лопнула кожа. Майя задыхалась. Вот боль чуть ослабла, но другая, будто раскаленный прут, пробила ее позвоночник.
Боковым зрением она увидела нагие бедра, загорелую кожу, опоясывающую низ живота подвеску…
Стоя над ней, Олеся с ухмылкой корежила ей позвоночник, поставив босую пятку на спину лежащей. Боль заполняла весь мозг Майи, девушке казалось, что она видит, как слипаются раздавленные позвонки, сминается хрящевая ткань. Голая ступня Олеси, превратившаяся в орудие пытки, раздиравшая тело огненными пальцами, добралась до плеч. Одежда на Майе под этой огненной подошвой лопалась, разлеталась лоскутами.