Свидание с развратным фавном
Шрифт:
– И все-таки, – снова Серафима попыталась направить речь рассказчицы в нужную колею, – что же там произошло, на дороге? Может быть, вы что-то знаете?
Елена пригорюнилась:
– Да что я там знаю… Это как раз в день рождения Евгения Сергеича было. Ну, а как он такие-то дни отмечает – рестораны, гости… Анна все ждала, что он и ее пригласит по старой памяти, целый день по парикмахерским моталась, я с Элюшкой была, потом что-то на морду себе намазывала… Уже день к концу подошел, а ее все и не звали. Да и зачем? Вот тогда-то она выскочила, а вернулась уже пьяней вина. Чего-то мне тут говорила, кричала, грозила кому-то…
Женщина на некоторое время замолчала, а напарники боялись шевельнуться, чувствуя, что Елена рассказала еще не все.
– А потом? – напомнила о себе Серафима.
Женщина вздрогнула, очнулась от мыслей и продолжала:
– А что потом? Часа через два… Ой, знаете, а у меня прям вот здесь так и ноет, так и ноет, прям места себе не нахожу… В общем позвонила я Анне на сотовый, а он у меня за спиной запиликал – забыла его хозяюшка, так на свидание неслась. Тамаре потом позвонила – мы вместе с ней работали у Борисова, у ней муж садовником там, а она сама по дому – и спрашиваю: хозяин-то где гуляет? Наша, мол, мадам, не с ним? А она откуда знает, с ним или нет, ей ведь не докладывают. Всю ночь я промаялась, а наутро… Где-то часов семь утра было – стучат. Да сильно так! Смотрю в глазок – Евгений! Ой, чего тогда было… Из милиции – его отыскали, а он сюда сразу помчался. Оказывается, и не вызывал он совсем никуда Анну. И Элюшку не звал. Той ночью кто-то сбил человека, а машину Анину нашли в каком-то закоулке, разбитую, и в ней…
Елена уткнулась в ладошки и некоторое время тихо всхлипывала. Потом, видимо, собралась с силами и договорила:
– И, главное, Анны там не было. Ее потом нашли в каком-то строительном вагончике. И строители говорят, что она там всю ночь пролежала – уже пьяная прибрела. Они ее не прогнали – замерзнуть же могла, а по одежде вроде – дама приличная. Из-за тех мужиков Анну и не забрали, алиби у нее. Потом все дело так обрисовали: что вроде бы у нее ребенка похитили, и… А я вот думаю – как же спать можно, когда не знаешь, где дочка-то?
Шишов заиграл желваками, прищурил глаза и стал нервно сжимать и разжимать кулаки:
– Я б эту бабу убил, вот честное слово! Моя только по кобелям таскалась, не до нас ей было, так я ей сразу сказал – вот тебе, дорогуша, бог, а вот и порог, значит! Прямо так, без всяких выкрутасов! Говорю – если хочешь блудить – блуди, только чтобы девчонкам за тебя не краснеть! И забрал дочек. И не жалею. А ей бы отдал, чему б она Таньку с Иркой выучила? Вот то-то! – Он еще немножко попыхтел от важности момента, потом как-то сник, махнул рукой и просто добавил: – Вообще-то она нас сама бросила, не захотела детей брать… Да я бы и не отдал!
Серафима выпучила на героя глаза, потом сглотнула и снова повернулась у Елене:
– Подождите, а что сама Анна
– Да ничего! – сверкнула глазами Елена. – Она наутро никогда ничего не помнит. По двадцать пять раз Евгения просит, чтобы он деньги принес! А как же – он принесет, она нахлыщется, а утром в голове ветер, и давай звонить: «Ты обещал деньги вчера принести. Еще, называется, мужчина! Трепло!» А тот ведь не совсем идиот, он ей в руки деньги дает только в присутствии адвоката! Уж сколько стыда из-за нее терпели. Ни фига в голове не держится! Нельзя ей пить, так ведь разве докажешь…
Сеня опять вздернулся – теперь он возбужденно бегал по комнате и наскакивал на запертую спальню.
– Не бабы, а дряни пошли! – кричал он, закидывая глазки на дверь. Потом корректно пояснил присутствующим: – Это я про нее так, не про вас. В целях воспитательного процесса, так сказать. Я говорю – мерзавки пошли! Алкашихи! Если не можешь не пить – не пей! Виданное ли дело – с мужика по два раза деньги трясти? Пьянь!
Пока Шишов наскоками выражал свое возмущение сладко храпящей Борисовой, Серафима снова обратилась к Елене:
– А чего ж вы не ушли от нее? Столько хлопот…
– А ребенок-то при чем? – вздохнула женщина. – А теперь, когда Элюшки не стало, теперь… Ну как ее бросишь? Ведь пропадет одна-то!
Шишов вдруг остановился посреди очередного лозунга и снова затеребил старую книжку:
– Елена, а дайте нам телефончик вашей Тамары, а? Уж больно хочется выяснить, что ж там было на самом деле.
Елена сказала номер на память.
– А сотовый телефон Евгения Сергеевича? – допытывался Сеня.
– Да нет его у меня. И зачем вам? Думаете, Евгений-то с вами говорить станет? – усмехнулась Елена Степановна. – Не станет, больно высок. Нет, он, конечно, не пошлет по матушке, но обязательно придумает, что у него командировка, чтобы не встречаться с кем попало. Вы через прислугу попробуйте, – вдруг предложила женщина. – Вот Тамаре позвоните, потом мужу ее, Леониду. Он такой… придурковатый, но словоохотливый. Он вам все расскажет. А еще можно… Дайте-ка я вам еще один номерок запишу… Вот, это Машка. Хорошая девка, ее иногда берут готовить, если куда едут. На тот день рождения, наверное, тоже брали. Я им позвоню, предупрежу, что вы от меня.
Напарникам осталось только от души поблагодарить Елену. Та их проводила и уже у порога ухватила Шишова за рукав:
– Вы, пожалуйста, если что узнаете, позвоните, не сочтите…
Шишов растрогался. Он припал к руке бывшей няни, потом как-то незаметно переполз губами на локоток, потом собрался выше и все повторял:
– Конечно, конечно… в знак благодарности к вам… в знак большого уважения… да чего там – в знак огромной любви… Я вам непременно позвоню, а еще лучше – зайду. Сам зайду, как только… как только стемнеет…
Кукуева резко дернула своего шефа за воротник, и новенькая курточка подозрительно затрещала.
– Все, пойдем, горе мое! Да хва-а-атит уже женщине кофту мусолить! Спасибо вам, Елена Степановна, мы зайдем… А уж вы позвоните прислуге-то… Спасибо.
Когда они вышли, уже вовсю горели фонари. На улице Шишов выгнул грудь коромыслом и тщательно затолкал руки в карманы брюк. Новенькая куртка от этого выгнулась горбом, но Шишову нравилось – так он смотрелся толще и солиднее.
– Эх, Кукуева! Какая женщина, а? Ведь посмотришь на вас всех – молодые, худосочные, только тряпки на уме…