Свидание в морге (Сборник)
Шрифт:
— Очень сожалею, господа, что не слишком вежливо примял вас. Я великий любитель поспать... Может, выпьете на дорожку?
— С удовольствием,— ответил Томас.—Мы тоже не хотели бы показаться невежливыми. Благодарю.
Через пять минут они уехали. Томас даже не заглянул в рулевую рубку. Правда, там побывал Дюрран. Мы были чисты. Вежливое прощание — и их уже нет.
Судя по всему, у них была мощная моторка — темный, быстро исчезающий из поля зрения силуэт.
— Любопытно! — сказал я.
— Что?
— Я имею в виду их моторку. Вы не заметили, как она выглядела?
—
Ханслет явно нервничал, а может, просто не выспался, как и я.
— В том-то и дело. У нее не было ни габаритных огней, ни прожектора. Даже рубка не была освещена. Только слабое пятно фосфоресцирующей поверхности компаса...
— Сержант Макдональд работает здесь уже восемь лет. Неужели вам нужен свет, чтобы пройтись по собственному салону?
— Нет. Но в моем салоне, как правило, не стоят на якоре два десятка судов, постоянно меняющих позиции и зависимости от течения и направления ветра. Дорогой Ханслет, в моем салоне никакие приливы и отливы не влияют на направление шагов. Ведь во всей гавани только на трех судах включены габаритные огни, и даже Макдональд должен бы освещать себе дорогу, чтобы видеть, куда плывет.
Это было правдой, я попал в десятку. Там, откуда доходил до нас все более слабеющий звук мощной моторки наших гостей, вдруг появился луч белого света, прорезавший темноту ночи как стилет. Пятидюймовый прожектор осветил яхту метрах в ста от себя, потом луч двинулся вправо, где нашел другое судно, осветил поверхность моря по левому борту и вернулся в первоначальное положение.
— Вы сказали «любопытно»...— прошептал Ханслет.—Сдается мне, что вы выбрали очень точное слово. Так что следует, думать о так называемых полицейских из Торбэя?
— Вы ведь дольше разговаривали с сержантом. Я таскался по катеру за Дюрраном и Томасом.
— Я бы предпочел, чтобы они оказались не полицейскими,— не совсем последовательно заявил Ханслет.— В определенном смысле это бы все упростило. Однако они кажутся мне как нельзя более настоящими. .Макдональд производит впечатление типичного старого полицейского. Точно с такими и я, и вы встречались в жизни много раз.
— Верно. Порядочный, честный полицейский. Похоже, он не очень ориентировался в происходящем, его обвели вокруг пальца, как, впрочем, и нас. По крайней мере, до последней минуты.
— Лучше, если вы будете говорить только за себя.
— Томас сделал одно неосторожное замечание в машинном отделении. Вас там не было. Мне припомнилось это, когда я понял, что их моторка не освещена. Он сказал, что не разбирается в судах, что это не его специальность. Возможно, он испугался, что задал мне слишком много вопросов, и хотел как-то успокоить. Не разбирается! Таможенник, который не разбирается в судах! .Они ведь практически проводят на борту большую часть жизни, обшаривают все закоулки. Портовый таможенник разбирается в этом лучше самих проектировщиков, Вы обратили внимание на их мундиры? Можно подумать, что их шил лучший портной с Карнеби-стрит. Неужели их министерство так о них заботится?
— Ну, таможенники, как правило, не ходят в засаленных комбинезонах.
— Конечно нет! Но эти, если верить их словам, не снимали одежду сутки, а «Файркрэет»
— Что они еще говорили? — Ханслет спросил это так тихо, что я расслышал затихающий шум мотора наших гостей. Их прожектор уже освещал вход в порт Торбэй,— Что их особенно интересовало?
— Интересовало их практически все. Нет, минуту! Особый интерес Томас проявил по отношению к нашим аккумуляторам и огромному запасу энергии.
— Вот как? A-вы заметили, с какой легкостью наши приятели, попрощавшись, перемахнули на свою моторку?
— Ну, они делали это уже тысячу раз.
— И у обоих руки были свободны. Иначе говоря, Дюрран оставил у нас свой копировальный аппарат.
— Копировальный аппарат. Я старею. Копировальный аппарат! Стандартное оснащение таможенников. Как же! Но если наш светловолосый друг не был занят снятием копий, то что он там делал?
Мы помчались в рубку. Ханслет вытащил из ящика с инструментами самый большой гаечный ключ и в минуту снял верхнюю панель радиопередатчика. Секунд пять он рассматривал открывшуюся нам картину, потом глянул на меня и принялся устанавливать панель обратно. С первого взгляда было ясно, что нам долго не удастся воспользоваться этим прибором.
Я отвернулся и уставился в темноту за окном рубки. Поднимался ветер. На черной воде появились белые гривки катящихся со стороны юго-запада воли. Резкие рывки якорной цепи сотрясали «Файркрэет». Я чувствовал себя смертельно уставшим, но напряжение последних часов не проходило. Ханслет протянул мне пачку сигарет.
— У каждого своя профессия,—заметил я.
— Что?
— Я хочу сказать, что если ты достигаешь определенных успехов в какой-то области, например в душении людей, то не стоит заниматься другими делами, например уничтожением радиопередатчиков. Только теперь я наконец-понял,-почему мой затылок реагировал судорогой на каждое приближение к нему Дюррана... Где вы порезались?
— Нигде.
— Но у вас на руке кровь... Бы заметили, что Дюрран ни на минуту не снял перчатки? Даже когда держал в руке рюмку. Этот парень неплохой актер. На палубе «Нантсвилла» у него было изысканное южное произношение, а на «Файркрэсте» — великолепный североирландский акцент. Интересно, сколькими диалектами он еще владеет? Кстати, я полагал, что он несколько полноват, а на самом деле у него мощная мускулатура. Так вы заметили, что он не снимал перчаток?
— Представьте себе, нет. Но почему тогда они вообще не пристукнули нас? По крайней мере, вас — свидетеля номер один?
— Вы не в форме, Ханслет. У них были для этого две причины. Во-первых, они ничего не могли сделать с нами в присутствии настоящих полицейских, а что это были настоящие полицейские, мы уже, кажется, с вами договорились. Или им пришлось бы их тоже убить. Но преднамеренное убийство полицейского — на это способен только сумасшедший. А уж в чем-в чем, но в здравом рассудке нашим приятелям не откажешь.