Свидетель Пикассо
Шрифт:
Сабартес привык размышлять во время прогулок, в Барселоне он не опасался заблудиться даже без очков; гулял по много часов и в конце сентября, и в октябре, сидел подолгу, размышляя, на скамейках бульвара и в кафе. «Если закрыть глаза и не отвлекаться на звонки трамвая и шум авто, можно представить, что находишься в том времени, когда мы были молоды и много смеялись. Запах города почти не изменился: ароматы кофе, чеснока и цветущих кустов, запах прогретой пыли… правда, когда ветер дует с моря, партитура аромата становится другой, в город врывается стихия, вечная, и она не связана ни с городом, ни с нашими жизнями, такими короткими». Каждый раз по возвращении
Прочитав второе, затем третье послание от друга, Сабартес понял: после десяти лет брака Пикассо стал опасаться, что быстро состарится рядом с пресной Ольгой. Приближаясь к своим пятидесяти годам, он не желал сидеть полнеющим старичком в квартире, обустроенной надоевшей женой, дремать после обильного обеда в вязком кресле, покрытом ковриком с изображением лебедей или болонок. Пикассо хотел оставаться хищником, жить, как живут молодые. И вскоре произошла встреча. Или наоборот – сначала произошла встреча, а потом уже, глядя на девушку, которую Пабло захотел сделать своей любовницей, – глядя на совсем юную спортсменку, в то время несовершеннолетнюю, – он испугался, что стал почти стариком. И обвинил в этом Ольгу.
Связь Пабло с той девицей, по намекам друзей, длилась уже шесть-семь лет, продолжалась и сейчас. Говорили, что даже во время поездки по Испании летом 1934 года (про этот вояж много писали и в испанских, и во французских газетах) любовница тайно следовала за семейством Пикассо, останавливаясь в небольших гостиницах неподалеку, в то время как знаменитый художник, его законная жена и сын, вместе с шофером «испано-сюизы», одетым в старомодную ливрею, вместе с горничной и бонной, носившими накрахмаленные фартуки и чепцы, – жили в самых дорогих отелях Барселоны и Мадрида. Может, Ольга узнала об этой унизительной клоунаде и разъярилась, подала на развод, поклявшись разорить мужа?
А знает ли Ольга о тайне, которую теперь знает Саб?
В любом случае двойная игра окончена: в парижской мастерской художника хозяйничают юристы и судебные приставы, натравленные Ольгой. Ее адвокат, согласно французским законам, перед разводом потребовал скрупулезной описи имущества, и Пикассо теперь придется отдать жене половину недвижимости, половину непроданных картин, рисунков и скульптур, его счета в банках тоже арестованы. Пикассо обязан ходить в суд, давать показания об обстоятельствах своей измены, слушать обвинения и проклятия жены.
В начале осени тридцать пятого Саб по-прежнему помогал Инес, ездил с ней и с сыном по врачам, ухаживал за малышом, но относился теперь к этому так, словно читал о собственной семье в книге: более спокойно и отстраненно, чем раньше. И наоборот, перипетии судьбы Пикассо будто стали его собственными. Он часто бродил в барселонском квартале Баррио Кино, оттуда шел на улицу Консуэло, где у него когда-то была своя маленькая квартира, затем поднимался в бедный квартал Рьера-де-Сан-Хуан, где у Пикассо в те же времена была студия.
Родители Саба, люди религиозные и болезненные, его баловали, он вырос в любви и ласке, но боялся окружающего мира – так же как боялись его и родители. Саб стал сиротой еще подростком, и это потрясение увеличило его страхи. Дом, где рос Саб, достался его теткам по отцовской линии, те устраивали свою жизнь, заводили романы, выходили замуж и рожали детей, и к семнадцати годам Жауме Сабартес был полностью предоставлен себе. На деньги, оставшиеся на банковском счете его
Тридцать пять лет назад по утрам Саб выходил из своей квартиры, проходил этим же путем, шел к Пабло, будил его, они спускались в кафе, завтракали, потом возвращались в студию. Пикассо начинал работать, а Саб пытался написать стихотворение, читал книгу или просто наблюдал. К вечеру они шли гулять и разговаривали подолгу, иногда Саб провожал Пабло до ворот веселого дома в Баррио Кино, там художника встречали как своего. Саб публичными домами даже в молодости не интересовался.
Пабло в письмах часто вспоминал те их прогулки и разговоры. Он писал, что хочет, чтобы они снова встретились в Париже как самые близкие люди. «Жаль, что это невозможно, но я благодарен и за несбывшееся. По крайней мере, у меня есть мечта, общая с Пикассо», – вздыхал Саб по ночам, перебирая страницы писем.
В юности Пабло расписал квартиру Сабартеса (ни у кого из их тогдашних приятелей, кроме Саба, не было своей квартиры) в голубых и серых тонах; одно окно Пикассо превратил в губы пучеглазого мавра, другое в фантастический глаз, в простенке появились фигуры любовников, слившихся в объятии. Это там Пикассо написал на потолке про божественные волосы из бороды. Вообще они часто дурачились. Когда Сабартес наблюдал, как друг расписывает стены, ему казалось, что Пикассо не выбирает цвет и форму, а краски и линии сами проступают из стены.
Перед отъездом в Гватемалу Сабу пришлось продать квартиру. Сейчас, осенью 1935-го, Саб иногда подходил к подъезду на улице Консуэло, но ни разу не решился позвонить в дверь, чтобы расспросить новых хозяев, сохранили ли они уникальную роспись.
А в своей студии в трущобах на Рьера-де-Сан-Хуан Пикассо изобразил на стенах несуществующую мебель: большой стол, кресла. Недавно здание, где была мастерская, снесли, затеяв там безликое социальное строительство. Их общий друг Пальярес напомнил Сабу, что именно в этой студии, перед своим отъездом в Париж, Пикассо написал на небольшом холсте автопортрет, изобразил себя с огромными вытаращенными глазами, с растрепанными волосами и вокруг головы три раза нацарапал: «Я – король». Это была шутка лишь отчасти: очевидно, уже в двадцать лет у Пикассо было мощное ощущение дара. Впрочем, сейчас никто в Барселоне не мог вспомнить, куда делся тот портрет.
У меня тут полно дурацких свободных комнат прислугу выгнал вслед за мадам если твоя жена не боится беспорядка в квартире пока еще моей если ты уверен что она не сбежит приезжайте вдвоем мечтаю бродить с тобой и говорить много!!!! Саб умоляю тебя просто будь моим спасителем как прежде.
Во время прогулок Саб сочинял ответ Пабло; он решил, что пора написать правду о малыше Сальваторе, иначе трудно объяснить, почему он не отзывается на просьбу о встрече. Он опасался, что Пабло догадается о его бедности, и тогда будет похоже, что он, Сабартес, рассчитывает на помощь со стороны знаменитого друга. Больше всего на свете Сабу хотелось быть с Пабло на равных, еще лучше – в чем-то помогать, быть ему нужным. Но сейчас он не может просто купить билет, сесть в поезд и на неделю-другую приехать.