Свидетельница смерти (Театр смерти, Убийство на "бис")

Робертс Нора

Пластиковый стаканчик дрожал в руках Стайлса, на стол падали крупные, как слезы, капли воды.

– Но все же было улажено, в конце концов…

– Послушайте меня, Кеннет. – Ева решила назвать его по имени, чтобы установить более доверительный контакт. – Все факты, которые нам удалось собрать о Драко, приводят к заключению, что он был порядоч­ным негодяем. Я полагаю, что вы были вынуждены из­бить его. Он вас чем-то серьезно спровоцировал. У вас наверняка была веская причина: вы не производите впечатления грубого и агрессивного человека.

– Я таковым и не являюсь. – Его лицо

опять при­няло выражение лощеного джентльмена, он постарался с достоинством посмотреть на Еву. – Нет, я не такой человек.

Фини опять взорвался:

– Думаешь, мы купились на это? Ты хочешь ска­зать, что Драко так распсиховался, что сам подменил нож?

– Я не убивал Ричарда! – Голос Стайлса окреп, и он с ненавистью посмотрел на Фини. – Я не имею ни­чего общего с этим делом. В то время, когда произошел тот старый инцидент, видит бог, я был несмышленым пылким юношей…

– Это мне понятно, мистер Стайлс. Вы были моло­ды, и вас спровоцировали. – Симпатия и сочувствие так и сочились елеем в голосе Евы. Она встала, налила ему еще один стакан воды и аккуратно поставила на стол. – Расскажите мне, как это произошло. Почему это случилось? Все, чего я добиваюсь, это прояснить до конца всю ситуацию, чтобы вы могли спокойно отпра­виться домой.

Стайлс закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Мы оба начинали свой творческий путь в малень­ком провинциальном театре. Играли, конечно, мелкие эпизодические роли – но ведь с этого все начинают. Мы оба рвались в Нью-Йорк, что нам в конце концов и удалось. Бродвей тогда притягивал к себе всех артистов, переживая очередной театральный бум.

Голос Стайлса потеплел, когда он стал вспоминать свою молодость, в нем появилась расслабленность и мечтательность.

– Жизнь тогда возвращалась в нормальное русло после очередного кризиса, города засверкали огнями театров и кинотеатров. Люди хотели развлечений, что­бы отойти от действительности, забыть ее. Они, как мне кажется, искали для себя героев без оружия, которое уже не раз повергало мир в пучину безудержного насилия. Мы с Ричардом оказались в кругу богемной элиты, вы­сокомерно смотревшей на весь остальной мир. Как гово­рится, «попали в струю». Это было очень интересное и бурное время – возрождение нормальной жизни. К нам, актерам, тогда относились как к королевским особам. Вне сцены мы вели весьма разгульный образ жизни с постоянными вечеринками и различными приключения­ми. Секс, дорогие наряды, наркотики и пьянство.

Он взял стакан с водой и в задумчивости сделал несколько глотков.

– Некоторых из нас такая жизнь просто разрушила. В частности, она разрушила Ричарда. Он купался в фи­миаме славы и почитания, однако это не мешало его ра­боте на сцене. Там Ричард был просто гениален, но вне театра не было такого порока и греха, которым бы он не предавался с упоением. В нем появилась жестокость, особенно по отношению к женщинам. На своем пути он сломал жизнь не одной из них. Он любил похвалять­ся подвигами в этой области, заключал на женщин па­ри: которая из них будет у него следующей. Мне это ка­залось… недостойным.

Стайлс откашлялся и отодвинул стакан.

– В то время в моей жизни появилась девушка, почти девочка. Мы часто встречались.

Ничего серьез­ного между нами не было, но нам нравилось проводить время в компании друг друга. Тогда Ричард и открыл охоту на нее. Он соблазнил ее, грубо и вульгарно ис­пользовал и в конце концов уничтожил. Когда он вы­бросил ее, как использованный презерватив, она страшно страдала, просто не могла найти себе место. Однажды я зашел к ней – просто так, без предупрежде­ния. Не знаю, что меня погнало туда. Когда я увидел ее… она пыталась покончить с собой и уже вскрыла се­бе вены. Я отвез ее в больницу. Я…

Он замолчал, и на его лице явственно отразились внутренняя борьба и боль. Затем Стайлс сделал над со­бой усилие и продолжил.

– Врачи спасли ее. Но внутри меня как будто что-то взорвалось, когда я увидел ее лежащей на больничной койке, бледную, измученную и опустошенную. Я на­пился и отправился к Ричарду.

Стайлс закрыл лицо руками.

– В тот вечер я мог убить его. Признаю это. Но жи­тели соседних квартир вызвали полицию, и меня вовре­мя остановили. Потом я понял, каким бессмысленным был мой поступок. Он ничего не изменил, а мне стоил весьма дорого. Вместо того, чтобы уничтожить Ричарда, я мог разрушить свою собственную жизнь, карьеру. Вы знаете, что я принес ему свои извинения и предложил отступного. Он согласился пойти на мировую и потре­бовал засекретить это дело. Мне повезло, что это было в его собственных интересах: он старался сохранить свой имидж героя, а разбитая физиономия явно не вязалась с ним. Мне понадобилось три года, чтобы выплатить весь штраф, а также обещанную ему сумму. Потом я поста­рался забыть об этом.

– У меня сложилось впечатление, что у вас была це­лая куча причин люто ненавидеть этого сукина сына, – встрял Фини.

– Вероятно. – Закончив рассказ, Стайлс как будто успокоился. – Но ненависть требует большого количе­ства времени и сил. Я предпочитал использовать их в более конструктивном плане. У меня было все, что я хо­тел, и я наслаждался жизнью. Я бы никогда не поста­вил все это на карту из-за ненависти к Ричарду Драко.

– Не такой уж это великий риск – обманом вло­жить нож в руки женщины, – ухмыльнулся Фини.

Стайлс резко поднял голову, его глаза сверкали от гнева.

– Я не использую женщин! За прошедшие почти двадцать пять лет я хорошо выучил этот урок. Да и Ричард Драко перестал интересовать меня много лет на­зад.

– А что стало с той женщиной? – спросила Ева.

– Я не знаю. – Он вздохнул с неподдельным сожа­лением. – Она отказалась поддерживать со мной отношения. Мне кажется, тот факт, что я знал о ее несча­стье, мешал ей общаться со мной, делал невозможной для нее нашу дружбу.

– Мне представляется, она должна была быть вам благодарна.

– Она и была благодарна, лейтенант. Но так же, как и я, она хотела навсегда забыть этот случай, навечно оставить его в прошлом. А я своим присутствием постоянно напоминал об этом. Вскоре я уехал в Лондон, ра­ботал там, потом в Калифорнии, в Канаде… Все эти годы мы не поддерживали связи, и я ничего не слышал о ней.

«Звучит очень правдоподобно, – подумала Ева. – Может быть, даже слишком правдоподобно».

– Как ее звали?