Свинцовая орда
Шрифт:
— Олечка, — снова спросил я, сев рядом с ней и вытянув свои болящие ноги. — А еще вот такой вопрос. Ты этот район хорошо знаешь?
— Отлично. Я здесь, можно сказать, все детство провела.
Это меня очень обрадовало и вдохновило. Да еще чудо-чай как будто приглушил боль в теле и прибавил сил.
— Ты мне тогда так скажи. Можно отсюда безопасно просочиться на окраину?
Хельга задумчиво почесала переносицу.
— Дай мне подумать, — сказала она.
Я откинулся к прохладной стене и прикрыл глаза. Пусть думает, я не против. Хельга что-то зашептала. Я медленно
«Ну надо же! — подумал я. — Сюрреализм какой-то».
— Можно пройти к реке по глухим переулкам. Там обычно всегда пусто. Мы детьми так бегали.
Я тихо затосковал. Хельга явно не представляла, как сейчас выглядит район, где она выросла. Хотя, может быть, это я заблуждаюсь?
— Оля, я тебе такую неприятную вещь скажу… Хотя, впрочем, вряд ли тебя сейчас что-то может сильнее расстроить, чем то, что уже и так случилось… В общем, там — наверху, много чего сожгли, так что… Ты теперь вряд ли сможешь узнать родные места.
— Я догадываюсь, — ответила Хельга. — Но это такой маршрут, что вряд ли пожар мог его сильно изменить.
Это меняло дело. Я слегка повеселел, появилась перспектива.
В углу зашевелились мои товарищи. Закряхтели, засопели.
— Сколько времени? — спросил Славик.
— Недавно было семь утра, — ответил я глухо.
— Пить охота и есть. И опорожниться.
— Выбери угол потемнее и давай. Туалетов у нас нет. А наверх я тебя не пущу.
— Сам не пойду, — хмуро пробурчал Вячеслав, у которого настроения явно не было.
Леха сидел молча, болтая головой туда-сюда.
— Стас, — проговорил он, не глядя в мою сторону, — ты что-нибудь надумал? Попить есть?
— Это два разных вопроса, Леша. Пить практически нечего. Ну, если только самогон? А насчет придумать, так мы сейчас с Олей как раз думаем над этим.
— Ладно. Когда надумаете, разбудите.
Леша снова повалился спать в позе эмбриона. Слава копошился где-то в темноте и издавал неприличные звуки. Оля посмотрела в ту сторону, сморщив нос.
— Оля, — вернулся я к беседе, не обращая на это внимания; чувство особой брезгливости я потерял еще в первую чеченскую. — Ты уверена, что мы можем безопасно пройти по этому маршруту? Нет, не так. Какой процент успеха?
Хельга снова погрузилась в задумчивость. Уж такой он — этот немецкий характер. Будет реально высчитывать проценты успеха, притом что совершенно непонятно, какие критерии она принимает во внимание и какое вообще это имеет отношение к реальности. Если бы она сказала просто «пятьдесят на пятьдесят», я уже счел бы проект вполне перспективным.
— Где-то примерно шестьдесят семь процентов, — ответила Хельга.
Честно говоря, я даже не удивился, что раскусил ее способ мышления. Немцы — они и есть немцы. С другой стороны, меня вдохновила ее такая суровая уверенность.
— Хорошо, до реки, а дальше?
— Там очень мелко, и можно легко перейти вброд. А там дальше уже начинаются заросли. Короче говоря, город заканчивается.
— А дальше?
— Низкий кустарник, густой. Там нетрудно будет спрятаться. Мы там в детстве
— Хорошо, — ответил я задумчиво, — теперь уже мне надо немного подумать. А как ты считаешь, лучше днем идти или ночью?
Хельга снова задумалась. Она начала напоминать мне древний компьютер, который после ввода каждой новой команды надолго впадал в ступор.
— Я боюсь, — медленно проговорила девушка, — что если здесь все так погорело, как ты говоришь, то ночью я могу заблудиться.
— Понятно, — ответил я.
Итак, вводные данные были в наличии, но очевидное решение как-то не вызывало у меня особого энтузиазма. Идти днем? Страшно, честно говоря. Сидеть в подвале? Мучительно. И потом, терзало меня нехорошее предчувствие, что из-за очевидных следов нашего погребения во дворе его могут тщательно обыскать, и тогда люк наш обязательно обнаружат. Обнаружат, найдут способ вскрыть, и тогда нам точно хана. Дорого или не очень дорого удастся нам продать свои жизни, но это означает в любом случае их потерю. А я терять свою жизнь очень не хотел. Не такая уж она была у меня плохая!
Вернулся из угла оправившийся Славик, и тут я вспомнил, что он так и не решил проблему своих штанов.
— Оправился? — без особого дружелюбия уточнил я у него. — Давай штанами занимайся!
Слава закряхтел, спросил у нас ножницы. Я уже было хотел опять сказать что-нибудь едкое, но Хельга молча поднялась на ноги, взяла фонарик, ушла в один из углов, покопалась там и вернулась со старыми, полностью убитыми ножницами. Но, согласитесь, это было гораздо лучше, чем ничего.
Мы торжественно вручили Славику ножницы, и тот, глухо бормоча невнятные проклятия, непонятно, правда, кому, побрел к лестнице, прихватив с собой нашу керосиновую лампу. Я наведался в тот же самый угол, где справлял свои естественные нужды Слава (я ведь такой же человек, и мочевой пузырь у меня не резиновый), а потом вернулся к Хельге, присел рядом, и мы вместе с ней наблюдали за кинокомедией «Слава изготавливает себе одежду».
Сначала Слава попытался брюки надеть. Разумеется, так как они были ему чрезвычайно коротки, ничего у него не получилось. Слава отложил эту пару и взялся за другую. Но и эти штаны были слишком малы. Славик задумался, и бешеная работа мысли отражалась на его челе. Он вертел штаны и так, и этак, и весь его вид свидетельствовал о раздражении, беспомощности и полном отчаянии.
Я не выдержал.
— Подожди, — остановил я Славиковы броуновские метания, — я помогу.
Я подошел к Славику, забрал у него из рук брюки, аккуратно сложил штанины на полу и отрезал по самое «не хочу».
— Надевай, — скомандовал я.
Славик натянул импровизированные шорты и даже смог застегнуть их.
— Красавчик! — воскликнул я. — Курточка в брючки, брючки в носочки, носочки в сандалики… Слава, тебе только пробкового шлема не хватает! И белых чириков для комплекта.
— Да, у меня хотя бы есть чирики! — отшутился Славик и действительно начал мерить снятую с убитых обувь.
Я с большим сомнением смотрел на его попытки и оказался прав. Туфли не поддавались. Они никак не хотели налезать на длинные и худые Славкины ступни.