Свинцовая орда

Шахов Максим Анатольевич

Я прекрасно знал своего друга Славика, знал его недостатки и мирился с ними. Славкино сребролюбие мне было известно, и я не видел в нем ничего особенного. И если уж он так завелся, то в этом вопросе лучше ему уступить. С нас не убудет.

— Ша, Слава! Отложи шкатулку, потом обсудим. Еще будет время. Сейчас нужно решить вопрос с машиной.

Слава, окрыленный своим успехом, аккуратно убрал шкатулку подальше от автомобиля и тут же вернулся, чтобы помочь нам с Лехой запихнуть мертвого водилу на заднее сиденье. Мы упаковали тело, и тут мне пришло в голову, что горящая машина может поджечь траву, потом кустарник, потом деревья… Не хватало нам только убегать еще и от лесного пожара!

Я вставил

ключ обратно в замок, разблокировал рулевую колонку, и мы все вчетвером вырулили «Москвич» с обочины ровно на середину дороги.

— Спички есть? — спросил я.

Все недоуменно переглянулись.

— Ясно, — протянул я, — а зажигалки?

Ответом мне было молчание.

— Ладно. Давайте искать в машине.

Я рассчитывал в крайнем случае на прикуриватель, но все-таки хотел найти спички. Я обшарил бардачок, ничего не нашел, но в это время раздался восторженный Лешин крик.

— Стас! Обалдеть!

Я быстро подошел к багажнику. Леха протянул мне бутылку, сильно смахивающую на коктейль Молотова.

— А вот и спички.

К бутылке, оказывается, прилагался и коробок спичек.

— Ну и чудненько! — воскликнул я. — Человек хотел поджечь чей-то дом, очевидно. Помните, в нас тоже метали такие штуки? Но оружие обратилось против того, кто его создал. И теперь сгорит его собственный автомобиль. Как говорится, не рой другому яму… Отходите все!

Все и отбежали, причем я заметил, что Славик бережно прижимает к себе подхваченную им из травы шкатулку. Я убедился, что мои друзья отошли на безопасное расстояние, поджег запал и метнул бутылку в «Москвич». Она разбилась — машина загорелась. Я отбежал к остальным. Мы молча стояли и смотрели, как горит автомобиль.

— Стас, почему ты такой жестокий? — внезапно спросила Хельга.

Славик возмущенно вскинулся, словно стремился защитить меня от несправедливого обвинения (с чего бы это он?), но я остановил его жестом руки.

— Не жестокий, — ответил я ей. — Я прагматичный и циничный. Понимаешь, Оля, я не верю ни во что, кроме Бога, и никому, кроме самых близких друзей. Может быть, ты и не знаешь, но первого января девяносто пятого года в городе Грозный был страшный бой. Там погибали сотни, а может, и тысячи наших бойцов. В основном это были вчерашние мальчишки. В прямом смысле слова мальчишки. Их бросили в бой, даже толком не поставив задачи. Точнее, не поставив реально выполнимой задачи. И их убивали в упор под звон кремлевских курантов. А в это время по всей стране пили шампанское и смотрели «голубые огоньки». Я больше не люблю «голубые огоньки» с голубыми артистами. Хотя они, может быть, и не виноваты; говорят, все эти «огоньки» снимают чуть ли не за месяц до праздника. Но все равно — ведь не прервали же концерты эти все поганые, не сказали с экрана: «Граждане! У нас идет война! Сейчас умирают наши солдаты. Не до праздников!» Никто же не сказал. Это, наверное, мелочь. Но с тех пор я не люблю Новый год и презираю россиянскую власть — в любом ее виде. Но самое главное — я понял, что я, вот я как человек, никому не нужен, кроме мамы и папы, и иногда — близких друзей. И поэтому я тоже, кроме них, никому ничего не должен. То, что хорошо мне и моим друзьям, — то и правильно. А все остальное — от лукавого. Ты уж извини. Я сейчас должен спастись сам и спасти вас вокруг себя, потому что это я втравил друзей в эту историю, а тебя — потому что потому. Ясно? А на киргиза этого — мародера — мне наплевать. Расходный материал.

Хельга промолчала. Зато встрял Леха.

— Ты знаешь, Стас, я себя сейчас как в кино чувствую. Герой боевика какой-то.

Я усмехнулся.

— Леша, ну а как оно, по-твоему, бывает? Ты просто живешь, например, учишься в школе, играешь в футбол, бегаешь за девчонками. Обычная жизнь, в общем. А

потом тебя забирают в армию, и попадаешь ты, скажем, на Северный Кавказ. А там — война. И вот в тебя там стреляют, в такого хорошего и для самого себя очень ценного. И хотят тебя убить. И самое противное, что это кино нельзя выключить и кнопки «перезагрузка» тоже нет. Убьют — и это навсегда. Вот кому-то выпадает такая беда, а кому-то нет: проживет всю жизнь дома, тихо и спокойно. А вот почему одним достаются эти неприятности, а другим — нет, этого я не знаю. Это судьба называется.

Я говорил довольно сумбурно, с большими паузами, и не мог выразить словами мысль, которую хотел донести до Лехи. Не знаю, понял он меня или нет.

Впрочем, неважно. Я заметил, что Хельга достала свой сотовый и включила его.

— Ну как? — поинтересовался я.

— Сеть плохо ловится, — пожаловалась она.

— А куда ты хочешь звонить?

— В посольство.

Я оторопел.

— В немецкое, которое есть здесь?

— Да, — терпеливо, как дауну, начала объяснять мне Хельга. — В наше родное немецкое посольстве в Киргизии. Мы с братом там регистрировались. У меня в телефоне забит номер — на случай чрезвычайных обстоятельств.

— Так чего же ты раньше не позвонила? — возмущенно завопил Славик, прислушавшийся к нашему разговору. — Сеть-то в городе работала!

— А смысл? — холодно ответила Хельга.

— Да, — поддержал я девчонку, — вермахт они точно за нами не прислали бы.

— А теперь что?

— Теперь мы на свободе, они могут нам помочь. Если захотят, конечно.

— Сигнал очень слабый, — повторила нам Хельга.

— Ну а чего тогда ждать? Давайте по склону вверх поднимемся.

— Я сбегаю, — предложила Хельга.

— Нет, — жестко отрезал я. — Идем все вместе. Никаких разрывов в цепи. Только вместе, только рядом. Леха, пошли.

Лехе идти было явно трудно, но он, хотя и кряхтел, мужественно старался нас не тормозить. Хельга держала свой аппарат на уровне лица и пока молчала. Мне кажется, мы поднялись уже достаточно высоко, и в тот самый момент, когда я уже хотел было спросить, что там с сигналом, она сама воскликнула:

— Есть!

— Привал! — ответил я, и мы все попадали на пятые точки.

Отдышавшись, Хельга набрала номер. Мы все молча и напряженно ждали результата. Видимо, там ответили, потому что Хельга просто просияла и начала тараторить по-немецки. По-русски, между прочим, она так быстро не говорила. Может быть, просто знала его хуже?

По-немецки же я ничего не понимаю и различал только «я-я», периодически возникающие из уст нашей прекрасной спутницы. Наконец, она отложила телефон в сторону, блаженно улыбаясь, и растянулась на траве.

— Ну, что? — не выдержал Славик, который даже перестал перебирать экспроприированные драгоценности в своей чудной шкатулке.

— Они запеленговали наше местонахождение. Сказали, чтобы мы вернулись к развилке и ждали машины из посольства. Если они вдруг приедут раньше, то мы должны дождаться их.

— Опять идти? — вздохнул Леха. — Да когда же это все кончится?

Никто ничего не сказал. Леша с несчастным видом продолжал массировать свою ступню.

— Ты сказала, что нас четверо? — уточнил я на всякий случай.

— Да, но я не уточняла, кто именно, — беззаботно ответила Хельга.

А и правда, ей-то что волноваться? Ее заберут в любом случае. А вот не считают ли там, в посольстве, что четверо — это как раз Хельга, Игорек, Олег Карлович и Нина Иосифовна? И что будет, если они увидят нас? Я уперся подбородком в ствол «калаша» и подумал, что можно будет попробовать, конечно, заставить немцев взять нас всех под угрозой оружия. Но если они откажутся? Завалить сотрудников посольства — это уже перебор. Этого нам никто и никогда не простит.