Свинцовый ливень
Шрифт:
Богдану стало невыносимо жаль Кирилла, но не знал, как ему можно было помочь.
– У Вас нет близких, батюшка?
Кирилл удивленно взглянул на Богдана:
– Вы первый, кто у меня это спросил за многие годы, я немного растерян. К сожалению, у меня только сестра, с которой я не общаюсь, иметь детей судьба мне не позволила, а жена умерла вот уже шесть лет назад.
– Простите, мне не нужно было спрашивать…
– Нет, нет, пожалуйста, если у Вас есть вопросы, то можете их задать.
– Тогда…
– А Вы?
Богдан растерялся: он не думал, что священник станет спрашивать о его жизни или намекнет на нее.
– Я… – он замялся, – я не знаю, что Вам ответить.
– Она для Вас невозможна, или недосягаема?
– Наверное, невозможна.
– Это не так, нужно лишь желание.
– Вы не поверите, но сегодня я слышал что-то подобное, и я ответил, что желания или удачи иногда бывает недостаточно.
– Поэтому люди и верят в Бога, чтобы им этого было достаточно.
Богдан не отводил взгляда от глаз попа. Этот человек был воплощением мечты, но даже у этой мечты были свои изъяны, гнойники, которые не могли излечиться. Грязь поглотила и мечту.
– А где Вы живете, батюшка?
Кирилл повел рукой по церкви:
– Иногда я ночую прямо здесь, это мой дом, моя родина. Иногда я ухожу на улицы и, наблюдая за прохожими в парках, засыпаю прямо на скамейке у неработающих фонтанов. Каждый день я молюсь, чтобы проснуться в каком-то другом месте, более лучшем, но… – он развел руками, – снова возвращаюсь сюда и продолжаю свое бдение.
Богдан ужаснулся.
– Я никогда не просил милостыню, редкие прихожане иногда оставляют пожертвования, которые нужно тратить на нужды церкви. В том мой грех – я трачу их на себя, без меня эта церковь умрет. Бог уйдет из этого города, а без Бога он погибнет.
Богдан встал с места и подошел к кафедре. Он знал, что обязан помочь, и был готов сделать непоправимое.
– Вы сильный человек. Больше бы таких людей, – Богдан положил руку на кисть Кирилла и почувствовал дрожь в его пальцах. Должно быть, Кирилл не чувствовал никаких прикосновений уже много лет, – я не жалею, что пришел сюда.
Батюшка улыбнулся, Богдан улыбнулся в ответ. Ему стало значительно легче. Богдан был уверен, что священнику, выговорившемуся за все года одиночества, тоже.
– Я понял, что мне нечему жаловаться. У меня хорошая жизнь. Я был женат на прекрасной девушке, имел хорошее детство, получил отличное воспитание, у меня есть хороший друг, которому я обязан по гроб жизни. И у меня состоялся разговор с мудрым попом, давшим мне нужный совет, – Богдан отошел от кафедры, Кирилл спустился к нему, понимая, что нужно проводить редкого гостя, – сколько бы мне не было лет до смерти, а возможно и дней, я умру счастливым, и это знаю.
Богдан чувствовал
– Я могу не оглядываться назад. Все, что было до этой церкви, – Богдан оглядел все здание, – и все, что будет после – это два разных пути, и отсюда я уйду по-своему, счастливым, а не как мне кто-то диктует.
Кирилл не прерывал его.
– Я думал как-то причаститься, но понял, что причастие мне не нужно, оно нужно Вам. А еще Вам нужно открыть душу другому человеку, иногда это просто необходимо, нельзя все время быть одному. Я клянусь, что помогу Вам. Вам, и вашей идее, Вашей жизни. Обычно мне плевать на жизни окружающих меня людей, но не на Вашу. Я не могу этого понять.
С этими словами, Богдан достал кошелек и вытащил оттуда тридцать тысяч рублей, остаток своего кредита, свой долг и свою ношу.
Увидев деньги, Кирилл замотал головой и попытался отклонить руку Богдана, испуганно заморгав глазами:
– Нет, нет, нет, я не возьму. Я могу понять, когда оставят малую сумму, но не смогу взять такую большую. Они Вам нужнее, Богдан, ни в коем случае.
Но Богдан все решил в тот момент, как увидел болезнь священника:
– Я сказал: берите, это мое желание, я не хочу ему противиться. Они мне не нужны!
Все в Богдане кричало, что он полный идиот, что не нужно так поступать, что он будет плакать и жалеть о своем решении позже, но рука твердо держала деньги. Желание помочь отцу Кириллу перевешивало все остальные.
«Что я делаю, я ведь его почти не знаю, он больной бездомный, которых я вижу на улице каждый день, остановись!»
– Простите, я не могу принять эти деньги.
– Тогда отдайте их больным детям, батюшка! – в голосе Богдана появились повелительные нотки, и на священника это подействовало.
Со слезами на глазах, Кирилл принял подношение. Его губы затряслись, он дал волю своим чувствам, чего не делал столько времени.
– Спасибо Вам, Богдан, спасибо, я… я не могу ничего сказать.
– Ничего и не говорите, – Богдан спрятал кошелек обратно, оставив у себя только деньги на бензин, – я ничего и не прошу взамен.
Оставив Кирилла, потерявшего дар речи, на своем месте, Богдан начал приближаться к выходу из церкви. У входа он остановился:
– Я еще не раз пожалею, я знаю себя, но сделайте так, чтобы Вы не жалели, – и вышел, не дождавшись ответа.
Богдан не видел, как священник еще долгое время стоял там, где посетитель его оставил, а потом упал на колени, сжимая пачку купюр, и тихо разрыдался, осознав, как он одинок и беспомощен даже вместе с Богом.