Свинцовый ливень

Андреев Иван

Когда Богдан зашел домой, было уже восемь вечера. Он по привычке прошел к холодильнику и достал оттуда твердый российский сыр, ветчину, зелень и острый соус «Махеевъ». Из шкафа выудил городскую булку. Налив себе горячего чаю, Богдан приземлился на привычное место у телевизора и включил чуть ли не на полную громкость старый, еще советский фильм, шедший на одном из каналов. Глаз Богдана радовался открывшемуся зрелищу, такие фильмы были единственным проблеском света посреди глупого телевидения, и, когда Богдан встречал

подобное на случайном канале, всегда оставлял, не трогаясь с места до окончания.

Старательно поглощая пищу, Богдан пытался не думать о сегодняшнем дне, о его падении в бездну. Все глубже вникая в сюжет кинокартины, ему удалось на время отречься от окружающей обстановки, но как только пошли финальные титры, все страхи и сожаления вернулись.

«Подаст ли Михаил Петрович в суд на меня или наймет людей, чтобы выбить долги?» – под громкие звуки начавшейся рекламы, Богдан начал избавляться от одежды, намереваясь помыться. Плюс холостяцкой жизни – ты мог раздеться догола и никого не стыдиться.

«Пройдет месяц, и придет уведомление от банка, а еще через полмесяца – повторное. Недалек час, когда из меня будут выбивать душу, – странно, но сейчас страх был притуплен, как будто бы он переживал за совсем другого человека, не за себя, – в тюрьме жизнь лучше нашей, там хотя бы не нужны деньги. И кормят регулярно», – даже пропало желание говорить вслух.

Зайдя в душевую, он снял нижнее белье и встал под холодную воду. Жить так далеко от города было достаточно проблемно. Компании обеспечивали водоснабжение и электричество, но дико завышали цены. Богдан подумывал купить бак для воды, но новые траты пугали его, как бы ни гласили рекламные проспекты. Из-за его консервативности и нежелании менять что-либо, созданное еще дедом, туалет все еще находился на улице, а бак оставался лишь мыслью.

Грязная вода стекала по телу, но нисколько не расслабляла. Поеживаясь, Богдан заставил постоять себя подольше, чтобы успеть помыться. Ему вспомнился благодарный и изумленный взгляд Кирилла, его глубокий и тихий голос, и вновь ему сделалось легче на душе. Возможно, он пойдет в церковь еще раз. Не из-за Бога или христианства, но из-за этого хорошего человека, достойного много большего, чем бездомной жизни и жуткой болезни.

Странно переживать за человека, с которым только что познакомился, да и знакомством это назвать довольно сложно. Они знали друг друга каких-то полчаса, если не меньше. Достаточно ли этого, чтобы узнать человека, или нужно большее?

Что можно подразумевать под большим? Знание прошлого, планов на жизнь, положение дел в данный промежуток времени? Или достаточно просто имени? А как выяснить, может ли этот человек быть тебе другом?

Богдан никогда бы не подумал, что на него окажет такое впечатление священник. Выключив душ, Богдан стал вытираться синим махровым полотенцем, промокая раны на запястьях. На самом деле они были неглубокими, кровотечение не продолжалось. Церковь в кои-то веки помогла человеку.

Вася, Ярослав, Кирилл. Богдан думал, что они хорошие люди, но так ли

это на самом деле? А могут ли камни на пути, как сказал бы поп, прикидываться нужными, но на самом деле, помешают тебе переплыть реку и утянут на дно?

В одних трусах, Богдан ушел наверх, в спальню, предварительно выключив телевизор и оставив грязную посуду под краном. Мыть ее Богдан отказался.

Углубившись в недра кровати, чуть приподнявшись на подушке, Богдан выпил таблетки, стоявшие на тумбочке, закапал глаза и нос, порадовался, что не надо лить в уши, и стал смотреть в окно.

Мало что было видно в лежачем положении, лишь небо в грозовых тучах. Может быть, сегодня он опять заснет под удары капель о крышу. Ему нравилось так спать, капли действовали успокаивающе.

А ведь когда-то Богдан не был один в этом доме. Снова пришли воспоминания, да такие яркие, что на глазах навернулись слезы. Он вспомнил, как отец подкидывал его в воздух практически на этом самом месте, а маленький Богдан заливался таким громким смехом, что все домочадцы хохотали до упаду. Вспомнил сказки матери, не любившей читать их из книги и постоянно придумывавшей на ходу, а Богдан просил менять сюжет, как хочет он. Мать никогда не отказывалась и поворачивала ход сказки совсем в другую сторону. Ее смерть была тяжелым ударом.

Богдан до сих пор жалел, что не стал учиться в университете, ограничившись колледжем. Может быть, судьба повернулась бы иначе. Всем остальным Богдан настоятельно бы рекомендовал закончить учебу по максимуму, если есть такая возможность.

«Интересно, как там Вероника? Где она работает, чем живет?» – что бы он ни говорил, а Вероника всегда оставалась для Богдана образцом девушки, которую нужно любить. Он до сих пор хотел увидеть ее каштановые волосы и искреннюю улыбку, ощутить тепло ее тела, но вместо всего этого он лежал, закутавшись в одеяло, и смотрел остекленевшими глазами в небо, откуда уже начал капать дождь.

Богдан сейчас думал о звонке, который он может сделать завтра. Обычный разговор с Вероникой, если она захочет его услышать. Она может не захотеть, тогда придется названивать Ярославу и ехать вечером к нему домой плакаться. Возможно, у него найдется бутылка виски, тогда холостяцкий вечер будет вечером откровений и душевных разговоров. Богдан очень быстро напивался, ему хватало двухсот грамм водки, чтобы чувствовать себя в дрова. Все субъективно, для кого-то даже двести грамм недосягаемы, но Богдан считал себя быстро пьянеющим.

Капли растекались по стеклу, сливаясь в причудливые узоры. Скоро ударят заморозки, пойдет снег. Новый год Богдану придется встречать одному, если он никого не найдет. Ярослав, скорее всего, будет не один. Медсестры его любили, и врачу ничего не стоило пригласить одну из них к себе домой. Богдану познакомиться с девушкой всегда было проблемой, его одолевало стеснение, до Вероники у него были всего две девушки в то время, как его ровесники встречались направо и налево. Отец всегда говорил, что все будет. Местами он был прав.