Свинцовый шторм
Шрифт:
— Я скажу ей, чтобы она исчезла.
— Ник! Ник! — застонал он. — Если ты так скажешь, она и правда исчезнет. А с чем останемся мы? Ничего путного. Подыграй ей! Разговори ее, понятно? Ты должен сказать то, что она хочет услышать, и тогда она скажет то, что нужно нам. И не забудь спросить ее, сынок, что собирается предпринять Кассули в море. Либо он хочет, чтобы Беннистера столкнули, либо он просто хочет припугнуть этого ублюдка? Понял?
— Понял, — ответил я. — А что насчет денег?
Мики закрыл глаза в притворном отчаянии:
— О Господи, Ник, ты осел, каких
— Да, готов.
— Тогда — вперед! И перестань трястись. Все будет хорошо. — Он допил мою порцию и отошел. Я остался ждать. Постепенно кафе заполнялось людьми, в основном пешими путешественниками, которые, очутившись внутри, тут же начинали стряхивать воду со своих ярких кепок. Пошел дождь, хотя пока и не сильный.
Я перешел от виски к пиву. Мне не хотелось напиться и потерять над собой контроль — на карту было поставлено слишком много. Если я все сделаю хорошо, мы остановим миллионерах его навязчивой идеей и спасем тысячи рабочих мест для Британии. Я дам тему, и все газеты начнут печатать скандальные истории. Правда, я оттолкну от себя Анжелу, которая никогда не простит мне того, что имя Беннистера окажется замешанным в этом скандале. Я так часто, а подчас и несправедливо, обвинял ее в нечестности, что сейчас она вполне может обвинить меня в том же самом. Она скажет, что я должен был рассказать ей обо всем, и, наверное, будет права.
Но ведь я все равно уйду в море и так или иначе расстанусь со всеми, кого люблю. Я сделаю так, что угрозы Кассули будут бессильны, и дам возможность Беннистеру попытать счастья в Сен-Пьере, а Анжеле — удовлетворить свои амбиции. После сегодняшнего вечера я буду свободен, мы с «Сикоракс» сможем отправиться туда, куда будет угодно ветрам.
Я ждал.
— Привет!
По сравнению с изящной бледностью Анжелы Джилл-Бет выглядела загорелой и крепкой — результат эффективного воздействия витаминов, физических упражнений и кипучей энергии. Интересно, почему это американцы так полны энтузиазма, а мы в основном сонливы? На ней были синяя рубашка, облегающие джинсы и высокие ковбойские сапоги, как будто она собралась на родео. В руках она держала плащ, а на плече ее болталась изящная сумочка. Она наклонилась, чтобы поцеловать меня, но по моей реакции поняла всю неуместность этого жеста. Тогда она села рядом и спросила:
— Как ты?
За ее спиной Мики показал мне поднятый палец в знак того, что слышит ее хорошо.
— Хочешь пива? — спросил я.
Она покачала головой.
— Как насчет того, чтобы пройтись?
— В такую погоду? — И я жестом указал на дождь, который затуманил все окна.
— Тоже мне, солдат! Испугался дождя?
Я боялся выйти из радиуса приема, но Джилл-Бет настаивала, и я поплелся за ней к выходу. По дороге она надела плащ, а волосы завязала шарфом.
— Тебе привет от Яссира.
— Великолепно!
Казалось, она не замечает отсутствия радости с моей стороны. Открыв сумочку, она показала мне содержимое:
— Здесь сто тысяч долларов.
Я взглянул на плотные пачки банкнотов — каждая пачка была обернута в целлофан. Ни разу в жизни я не видел такого количества денег, и мне казалось, что меня разыгрывают. Я сделал вид, что потрясен, но на самом деле ситуация была нелепой.
Неужели Джилл-Бет действительно верит, что меня можно купить?
— Они твои, — сказала она, закрыв сумочку.
Дождь усилился, но она словно не замечала его. Мы шли через мост, направляясь к Беллеверскому бору. Я не смел оборачиваться, потому что Джилл-Бет тоже могла обернуться и увидеть высокую неуклюжую фигуру Мики, следующего за нами по пятам. Мой пиджак промок насквозь, но я надеялся, что сырость не навредит микрофону.
— Неужели действительно необходимо бродить в такую мерзкую погоду? — спросил я.
— Да, — ответила она небрежно, затем нахмурилась и с искренней озабоченностью спросила: — Тебе плохо?
— Немного.
Она пожала плечами и взяла меня за руку, как будто помогая идти.
— Прости, но я не выношу, когда в кафе накурено, — она взглянула на небо, готовое разразиться ливнем, — похоже, пора искать крышу, — и повела меня под сосны Беллевера. Дождь шел недолго и не успел еще проникнуть сквозь плотные иголки. Мы очутились в относительно сухом месте. Где-то позади послышалось шевеление, и я понял, что Мики здесь. Наверное, он ругался на чем свет стоит, что его вытащили из кафе, но по сравнению с маячившей впереди наградой эта его жертва была ничтожна.
Джилл-Бет отпустила мою руку и прислонилась к дереву. Какое-то время мы молчали. Я чувствовал себя не в своей тарелке, а ее самоуверенность казалась неестественной. Она слегка улыбнулась мне.
— Я рада видеть тебя, Ник.
— Правда?
— Но ты держишь себя враждебно.
Она произнесла слово «враждебно» почти как слово «студент», и голос ее был такой обиженный, что я невольно улыбнулся.
— Я не враждебный, просто у меня очень болит спина.
— Тебе нужно сходить к врачу.
— Я уже был у врача. Он сказал, что ничего нельзя сделать.
— Тогда надо обратиться к американскому врачу.
— Это мне не по карману.
— Да, они чертовски дорого берут, — согласилась Джилл-Бет.
Мы оба были очень осторожны, и я подумал, что если действительно поведу себя как студент, то все наши усилия пойдут прахом. Моя задача — убедить девушку в том, что я согласен, хотя и с большой неохотой, выполнить их просьбу. Я выдавил из себя еще одну улыбку.
— Так ты хочешь сделать меня богатым или мокрым?
Она улыбнулась в ответ.
— Значит ли это, Ник, что ты согласен нам помочь?
Я совершенно не умел врать, но знал, что чересчур поспешное согласие будет малоубедительным. Пожав плечами, я начал вышагивать туда-сюда под деревьями и при этом говорил:
— Я не знаю, Джилл-Бет. Честно говоря, я не разделяю вашей убежденности в том, что Беннистер виноват. Это меня и беспокоит. Он мне не нравится, но я все же не уверен, что этого достаточно, чтобы лишить его возможности попытать счастья в Сен-Пьере.