Свинг
Шрифт:
II
Что помню о ранних годах, об отце и матери? Очень мало. Помню, как отец держал меня, уже, наверно, трехлетнюю, на руках, а в доме у нас сидел дяденька-священник, одетый в золотой «передник». Много позже узнала, что «передник» называется епитрахилью. Волосы у священника были тоже золотые — наверно, рыжие. Такая же и борода. Отец подносит меня под благословение, а я боюсь и в то же время очень хочу потрогать «передник». Священник крестит меня, и мы с отцом уходим в другую комнату.
Помню маму худенькой-худенькой с огромными черными глазами. У отца глаза синие и небольшие. Черные гладкие волосы мамы стянуты на
Мама из мещанской семьи. Отец тоже. Про семьи их знаю мало: в детстве как-то не интересовалась, да и жили мы хаотично.
Вначале жили на Поповой горе. Была такая в Казани. Не знаю, есть ли сейчас. Жили в домике бабы Груни, очень доброй, еще не старой женщины. Мне она, конечно, казалась бабушкой. Баба Груня была бездетной и одинокой и потому очень привязалась к нам, Осокиным. Особенно ко мне. Помню большого черного лохматого пса Трезорку и белую кошку Мурку. Мурка в чем-то все время обманывала Трезорку, и тому попадало.
Мама часто оставляла меня на бабу Груню и, принарядившись, куда-то уходила. Отец целыми днями был на работе. Он ремонтировал людям квартиры и, когда заканчивал работу, хозяева подносили чарку. Отец приходил пьяненький, веселый. Его синие глаза искрились, в них загорались звездочки. Он начинал петь арии из опер и оперетт: еще смолоду при первой же возможности бегал в театр на галерку. Они и с мамой в праздники или воскресенье обязательно ходили.
Отец был на Первой мировой, и о его возвращении с войны рассказывали «историю». Солдат во время той мировой травили газами. Под газы попал и он. Лежал, как умерший, в какой-то церкви. Потом очухался и выполз из кучи мертвых. Оказался в госпитале. Там подлечили, отправили домой, а родные уже получили похоронку. Вечером — осень, темно, дождь, — а он пришел домой и стучит в окно. Мать подошла к окну и обомлела… Потом, поставив в церкви свечи за возвращение раба Божьего Владимира, три дня семья без передыху гуляла.
Мне было уже, наверно, четыре — значит, двадцать седьмой год был, когда увидела, что у худенькой мамы растет животик. Потрогала. Мама сказала, что в животике у нее мой братик, которого назовут Африком — Африканом. Мне было очень любопытно, как же узнали, что будет братик. Братик, действительно, появился. Но был он слабеньким и все время кричал — плакал. Мама говорила бабе Груне: «Родился от нетрезвого отца. Вот и больной». Африк прожил недолго, наверно, год. Умер. От чего — не знаю.
Где-то в это же время отец, придя с работы, сказал маме, что записался в партию, и теперь будет ходить на собрания. Собрания продолжались иногда за полночь, но после них отец возвращался трезвым, и родители не ссорились, а быстро ложились спать. Я спала очень чутко и часто слышала их ночные разговоры. Иногда говорили о вождях — умершем Ленине и живом Сталине.
Году в двадцать восьмом жизнь наша резко изменилась: отца, как партийного, послали на «укрепление жизни в деревне». Он ворчал, говорил, что ничего не понимает в сельском хозяйстве и командовать не может. Но что делать: партийный приказ надо выполнять.
Мы с мамой поехали не сразу. Еще какое-то время жили у бабы Груни без отца, но потом отец приехал, они с мамой поругались, и он потребовал, чтобы ехали с ним. Мы покинули Казань, и уже больше никогда я не возвращалась в город своего рождения и детства.
Деревенская жизнь, грубая и грязная, маме и мне не нравится. Отцу дали дом выселенного кулака. Люди на нас косятся:
Отец часто уезжает в район за указаниями. Он — председатель поселкового Совета. Обрушивается на дурацкие указания, которые дают ему в районе. Конечно, ругается дома, но однажды, не выдержав, — при людях. Кто-то тут же доносит об этом районному начальству. Отца вызывают в район и велят положить на стол партбилет. Он кладет, а дома говорит маме, чтобы по-быстрому собиралась: надо мотать — иначе арестуют. Мы собираемся в один день. Уезжаем далеко — на Урал. В Свердловск, бывший Екатеринбург. Теперь это опять Екатеринбург.
В самом Свердловске отцу не удается устроиться — нет жилья. Поэтому останавливаемся под Свердловском — в военном городке. Отец хороший специалист. Руки его тут же находят применение.
В тридцать третьем у нас рождается Раечка. Сестричка на десять лет моложе меня. Теперь у мамы я — полноправная помощница. Раечка крепенькая, толстенькая, спокойная, глаза — точно мамины. Мама пошла работать в столовую. С Раечкой после школы — я, а когда я в школе, носим сестричку к соседке. За небольшое вознаграждение соседка сидит с ребенком полдня.
Все как-то устраивается, хотя ссоры между родителями происходят часто. Отец любит компанию, любит выпить. Маме это не нравится. И к тому же мама очень ревнива. К отцу, хотя он совсем не красавец, бабы липнут.
Я заканчиваю школу в тридцать девятом. Мне всего шестнадцать. В первый класс пошла крохой — шестилетней. Брать не хотели. Математика, русский, литература идут у меня одинаково хорошо, но в девятом классе к нам приходит молодой преподаватель по черчению, и все девчонки в него влюбляются, но он почему-то выделяет меня: мои чертежи, и правда, аккуратней, чем у других. Решаю: пойду в политехнический на машиностроительный факультет. Он считается самым трудным. Трудности преодолевать обожаю.
Война сорок первого застает всех в военном городке. Я заканчиваю второй курс института. Отца тут же забирают, но не на фронт, а в трудармию. Отправляют недалеко. Иногда он приезжает на побывку, привозит пайки. Становится очень голодно.
Что помню о войне? И много, и немного. Помню песни и стихи по радио, когда пели:
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой!Или:
Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтобы слышала ты, Как тоскует мой голос живой.Помню, как читали стихи Ахматовой и Берггольц:
Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Мы будем драться с беззаветной силой, Мы одолеем бешеных зверей, Мы победим, клянусь тебе, Россия, От имени российских матерей.