Свобода и любовь (сборник)

Коллонтай Александра Михайловна

Наступает Вася на Владимира, злыми, зелеными глазами вопрошает. А ну-ка, господин директор, держите-ка ответ! Владимир не сдается. Урезонивает Васю, мягко убеждает, даже подсмеивается. Жила как воробей под крышей, цену деньгам-то и не знает… Другие еще больше зарабатывают и не так еще, как он, Владимир, живут. Действительно «шикуют».

Но Вася «не таковская». Словами ее не проймешь. Закусила удила. Требует отчета, почему живет «не как коммунист». Почему на ерунду всякую деньга тратит, когда голод да нужда кругом?

Видит Владимир: так с Васей не сговоришься.

По-иному надо. «С политической стороны» объяснить. Такова служба директора. Есть инструкции «центра». Главное, все сделать, чтобы предприятие их процветало, чтобы фирма заработала полным ходом. А уж тут Владимир крепок. Пусть-ка Вася раньше поглядит, что Владимир за год сделал. На пустом месте дело сколотил, доходность поднял, теперь всему тресту по его району равняться приходится. Пусть-ка убедится: если он сам по-человечески живет, так у него зато забота о каждом служащем, о последнем грузчике. Пусть сначала в дело вникнет, а там уж хаять начнет. Не ждал он, Владимир, что друг его Вася, жена-товарищ, приедет да в одну дудку с врагами его дудит начнет… И так-то работать трудно. И так-то ради дела из сил выбиваешься, а тут извольте-ка! Жена и та против него идет, его же суду предает.

Обижен Владимир. Кипятится. Теперь уж у него глаза, как у волка обозленного, горят, на Васю искры мечут, будто своим гневом да обидой обжечь Васю хотят… За недоверие к нему, за ссуду.

Слушает Вася. Сдаваться начинает. Может, и прав он? Теперь все по-иному. Главное, чтобы все по отчетности правильно было да чтобы дело делалось. Народное богатство чтобы росло. В этом она с Володей не спорит.

– А что я вещи себе приобретаю, хозяйством своим обзавожусь, так ведь не век же по домам-коммунам жить! Да и чем мы хуже американских рабочих? А ты бы посмотрела, как многие живут! Пианино, «форд» свой, мотоцикл…

Уже несколько раз заглядывала степенная Мария Семеновна в столовую. Хочет блинчики подать. Да видит: не успели съехаться, а уж и в перебранку вдались. Так и раньше бывало у настоящих господ, у тех, у кого Мария Семеновна до революции служила. Что те, что коммунисты – все одно. Досадно только за блинчики – перестоятся.

Водит Владимир Васю по предприятию, конторы, склады, жилые помещения показывает. В бухгалтерскую привел. Книги наши погляди, такой отчетности ни у кого не найдешь… Погляди, как я дело поставил, а там уж за мотовство осуждай.

Попросил бухгалтера Васе принципы их счетоводства объяснить. Упрощенные, а точные. В центре их особо за бухгалтерию похвалили.

Слушает Вася. Не все понимает, но видно, что стараются, дело свое любят. И Володя весь тут, с душою в деле. В квартиры служащих повел. Нарочно жен сотрудников расспрашивает: довольны ли?

Победоносно поглядывает на Васю, когда всюду ответ один: «Довольны ли?» – «По теперешнему времени лучше нельзя. Вашей заботой живем, Владимир Иванович!»

– Видишь, а ты говоришь, что я «мотом» стал. Поверь, раньше служащих устроил, что мог все для них выхлопотал. Потом уж о себе… Ты теперь видишь, как они живут? У рабочих, что у конторских, не хуже. Для них-то я особенно постарался. Сделал все, что смог.

– Ну,

хорошо, ты сделал! Ну, а они-то? Что они-то для тебя сделали?

– Как ты странно рассуждаешь, Вася. Мы с ними заодно. Что я, что они… Это прежде директор одно, а рабочие другое. У нас не так. Ты, Вася, в своем болоте совсем мхом обросла.

Сказано будто шутливо, а Вася чувствует, что недоволен ею Владимир. Будто на нее обижен. Целый день водил ее по зданиям «фирмы». Устала Вася. В виске зудит, в боку колоть стало, спина разболелась. Прилечь бы, как домой придут, уснуть бы. С дороги-то голова будто стуком вагонных колес наполнена. Но Володя сказал, что сейчас гости приедут к обеду. Принять их Вася должна.

Вернулись домой. В переднюю вошли. Мальчик-рассыльный дверь отпер и стоит, будто приказаний ждет.

Владимир поглядел на него, вынул маленькую книжечку, написал несколько слов и дает рассыльному:

– Ну, бегом, Вася. Чтоб без задержек! Ответ мне лично передашь. Понял?

А сам к Васе обернулся и как-то странно на нее поглядел. Не то виновато, не то вопрошающе.

– Ты что, Васюк, глазушки-то свои на меня таращишь? – И голос такой неуверенный, будто заискивает.

– Ничего. А рассыльного, значит, тоже Васей зовут?

Тоже. А тебе обидно, что два Васи у меня в доме? Ишь ты какая! Ревнивая… Успокойся. Другого такого Васи на всем свете больше нет. И люблю я только тебя.

Обнял Васю, ласково так. В глаза поглядел. Поцеловал. В первый раз за весь день приласкал. Так, обнявшись, до спальни дошли.

К обеду приехали гости: Савельев и Иван Иванович, секретарь правления. Савельев высокий, тучный мужчина, в светло-серой пиджачной паре. Редкие волосы тщательно расчесаны, на указательном пальце перстень. Глаза умные, с хитрецой. И усмешка на бритом лице недобрая, будто все подмечает и на все ему наплевать, лишь бы самому хорошо жилось. Так Васе кажется.

Когда с Васей здоровается, руку к губам подносит. Вася вырывает: – Нет! Я не привыкла.

– Как желаете. А я всегда знаете, не прочь молодой женщине ручку поцеловать… И приятно, и муж не заревнует. А вы, Владимир Иванович, должно быть, здорово ревнивый? А? Признайтесь!

И так это бесцеремонно Володю по плечу треплет. А Владимир смеется.

– Вася у меня примерная жена, ее ревновать не приходится.

– Значит, с муженька примера не берет? – подмигивает Савельев Владимиру, а у Владимира глаза становятся вдруг большими да испуганными.

– Я, кажется, тоже повода не давал… Но Савельев его перебивает:

– Да уж ладно там! Знаем мы вас, мужей. Сам в мужьях состоял. Теперь только холостяком живу.

Не нравится Савельев Васе, определенно не нравится. А Володя с ним как с приятелем беседу ведет. И о делах, и о политике. Вася не стала бы с таким «спекулянтом» о политике говорить, над председателем исполкома подсмеиваться. Непременно Володю урезонить надо, чтобы дружбе этой конец положил.

За обедом пили вино; секретарь, Иван Иванович, в плетеной корзиночке привез. Заботила задержка больших кладей, не прибыли еще, как бы к сроку на ярмарку не опоздали.