Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости
Шрифт:
В течение месяца проведения спортивного праздника многие районы Пекина будто вымерли. Многим людям, обычно получавшим визы, было отказано во въезде. Отели (по крайней мере, не расположенные вблизи Олимпийской деревни) сообщали о низкой наполненности. Полезный «юридический справочник» предписывал спортсменам, официальным лицам, репортерам и зрителям правила поведения. Им рекомендовалось избегать «подрывной деятельности» либо «демонстрации плакатов религиозной, политической или расовой тематики». Единичные протесты приверженцев секты Фалуньгун и движения «Свободный Тибет» имели место, но если они попадали в поле зрения западных съемочных групп, их бесцеремонно прекращали. Некоторые веб–сайты были заблокированы, другие — разблокированы после официальных обращений, переданных через МОК, — но только для того, чтобы большинство их снова заблокировать
Практически сразу после прибытия в Пекин холодным ноябрьским днем я отправился на прогулку вокруг олимпийского стадиона — «Птичьего гнезда». Я хотел почувствовать дух происходящего. Основное ощущение — некоторое похмелье. Само здание, спустя всего несколько месяцев после Игр, выглядит слегка обшарпанным. Цена билета вряд ли оправдывается беспорядочной выставкой костюмов в одном из углов стадиона. Полиция по непостижимой для меня причине строго охраняет финишную прямую беговой дорожки. Тем не менее туристов, особенно из других районов Китая, меньше не становится. Они держат наготове камеры, чтобы заснять национальный стадион.
Я думаю о том, действительно ли Олимпийские игры ознаменовали успешный выход Китая на мировую арену — или же просто обеспечили ему краткую передышку перед возвращением к суровой действительности. Николас Беклен из «Хьюман райтс уотч» напоминает мне, что в Китае наказание за более чем 6о составов преступлений предусматривает смертную казнь. Среди них есть и ненасильственные преступления, например, уклонение от уплаты налогов. Здесь казнят больше людей, чем во всех остальных странах мира вместе взятых. Смертная казнь превратилась в большой бизнес: до 95% органов для коммерческой трансплантации в Китае получают от казненных преступников. Кроме того, действует политика «одна семья — один ребенок», этот самый наглядный пример продолжающегося вмешательства государства в частную жизнь граждан. Официальное мнение на сей счет гласит, что политика, начало которой было положено 30 лет назад, предотвратила появление на свет 400 миллионов китайцев, которые могли бы затормозить экономический рост и подорвать социальную стабильность. Экономисты предсказывают значительный дефицит рабочей силы в среднесрочной перспективе, по мере старения нынешнего поколения. Эта часть проблемы обсуждается относительно открыто. Редко упоминаются другие последствия политики «одна семья — один ребенок»: инфантицид, принудительное усыновление и другие нарушения прав человека.
Мы обсуждаем извилистую тропинку, на которую вступил Запад. Беклен считает, что политики — не единственные, кто заслуживает порицания. Политики в своих решениях ориентируются на крупные корпорации. По мнению Беклена, международные юридические фирмы все меньше хотят критиковать Китай из опасения потерять бизнес. То же самое происходит с медиаконгломератами, да и почти со всеми коммерческими предприятиями. Беклен считает, что основная проблема — не принципы (Китай подписал 14 международных соглашений о защите прав человека и настаивает на «прогрессе» в этой сфере), а необходимость сохранить лицо. Причина подавления инакомыслия заключается в стремлении диссидентов критиковать Китай перед иностранцами. Задача состоит в том, чтобы найти новый язык и новые механизмы для решения этих проблем. Повестка времен холодной войны с ее удобными постулатами об одной системе, озаряющей человечеству путь, и другой, морально деградирующей, давно изжила себя. Такие темы, как многопартийные выборы или свобода выражения, а также отношение к ним населения, в условиях современного и приобретающего вес Китая выглядят все более сложными и многозначными. «Правозащита должна развиваться, — полагает Беклен. — Нам необходимо найти новый язык для общения с людьми, которые выросли с привычкой к консюмеризму и к однопартийной системе».
Складывается впечатление, что в оборот вернулись многие сомнительные приемы. Коррупционные скандалы не затихают. Наиболее громким оказался случай, когда несколько детей умерло, а тысячи заболели, отравившись молоком, к которому был подмешан меламин — вещество, используемое в пищевой промышленности для фальсификации анализов. Официальные СМИ в очередной раз начали с попытки замять дело, но им не удалось утаить
Глобальный экономический спад — главная тема моей беседы с Майклом Петтисом, профессором школы управления Гуанхуа при Пекинском университете, и его студентами. Несмотря на субботний вечер, он проводит семинар по макроэкономике с и молодыми людьми в холле экономического корпуса. Петтис предлагает одному из учащихся модерировать дискуссию. Студенты с различных точек зрения анализируют прогнозы глубины рецессии, налоговую реформу, ликвидность банковского сектора, опасности инфляции и дефляции. Они обсуждают, в какой степени кризис уже затронул Китай и насколько могут снизиться темпы роста. Петтис дает студентам возможность высказываться, только изредка вмешиваясь в разговор. Он спрашивает своих подопечных, видели ли они недавно телеинтервью с премьер–министром об экономической ситуации: «Вэнь выглядел по–настоящему напуганным. Похоже, они действительно чего-то боятся». Студенты кивают. «Чего же?» Ответа нет.
Мы спускаемся вниз по дороге и через узкий дверной проем попадаем в помещение без окон — клуб «Ди-22». Петтис — не только специалист по финансовым рынкам, но и руководитель одной из самых живых и интересных музыкальных площадок в столице. Смешивая мне джин с тоником, он замечает, что студенты текущего набора — первые за долгое время, которым придется стараться изо всех сил. Примерно 8о% выпускников 2008 года не нашли работу, и их так расстроили неудачные попытки трудоустроиться в частном секторе, что не менее 1 миллиона человек приняли участие в сдаче экзамена на государственную службу. Это на 25% больше, чем в прошлом году. Учитывая, что на каждое место претендуют в среднем 8о выпускников с высшим образованием, неудовлетворенность положением дел очень высока. По данным газеты «Цзефанцзюнь бао», печатного органа Народно–освободительной армии Китая, количество заявлений о поступлении на военную службу — рекордное для этого поколения.
Многие молодые люди под влиянием душераздирающих рассказов родителей о жизни во времена «культурной революции» предпочитают не вмешиваться в политику. Они хотят хорошо учиться и наслаждаться тем минимумом свободного времени, который можно выкроить в очень плотном расписании. Все остальное считается отвлекающим и даже опасным. Поскольку перспективы устроиться на работу уменьшаются, люди, что естественно, стали осторожнее в отношении всего, из-за чего у них могут «возникнуть проблемы». Популярная пословица гласит: «Никто не станет ронять камень себе на ногу». Петтис говорит о несоответствии между «впечатляющей культурной либерализацией, аналогичной той, что произошла в США в 6о–е годы», и «худшей системой образования для самых умных детей», укорененной в устаревшей практике зубрежки и непосильной нагрузки: «Они лучше всех в мире сдают экзамены, но от финансистов я слышу, что многие китайские выпускники, которых они нанимают, не могут решать задачи, требующие нестандартного подхода».
Но не только осторожностью объясняется нежелание людей критически относиться к действительности. На следующий день я сижу в отдельном кабинете в столетнем чайном магазине «Шэн си фу» и пью замечательный юньнаньский чай. Со мной двое молодых предпринимателей, Ху Чэнгэнь и Кевин Ао. Оба они — возвращенцы из Кремниевой долины, люди, которые усовершенствовали свою деловую квалификацию в США и теперь стремятся использовать ее в родной стране, инвестируя в компании–производители полупроводников. Хотя они сами и не стали бы характеризовать себя подобным образом, их можно считать пополнением китайского движения «новых левых», которые и до экономического кризиса были обеспокоены безоговорочным преклонением перед теориями свободного рынка. Чэнгэнь рассуждает:
В последние 10–15 лет мы просто копировали Запад. До недавнего времени я думал, что Китай станет чисто капиталистическим обществом. Но кризис показывает, что США не лучший пример для подражания… Прежде, если вы выступали в защиту интервенционистской экономической политики, вас осуждали в академических кругах. Я полагаю, Китаю повезло, что правительство не было безоговорочным сторонником рыночной экономики. Сейчас даже те профессора, которые учились в США, ставят под сомнение американскую модель.