sВОбоДА
Шрифт:
Сквозь накрашенные ресницы, заштриховавшие в косую линейку окружающий мир, она увидела, что в зале появились встревоженные начальник салона и охранник. Укропчик пыталась что-то объяснить, но охранник уже крепко взял ее под руку, повел вместе с начальником и гневно тыкающим пальцем в ценник поклонником Аврелии в служебное помещение. Другой охранник, скрестив руки, встал у стеклянной двери, мрачно уставившись на Аврелию. Он был прост, как щеколда на этой самой двери, а потому не сомневался, что она «в деле» и с интересом ждал, как будут развиваться события дальше.
На этом первое действие закончилось.
Второе получилось внешне не сильно динамичным, но полным внутренних
Вытащив телефон, Аврелия осознала, что понятия не имеет, кому звонить. Никто из многочисленных абонентов не мог ей помочь. Никому из них она не могла в считанные секунды объяснить, кто виноват и что делать. Вопрос — кому это выгодно? — не представлялся актуальным. Пальцы сами набрали номер домашнего телефона. Когда Аврелия уходила, мать была дома. Но сейчас гудки летели в пустоту. Потом трубку неожиданно взял отец.
«Папа! — только и успела она прорыдать в трубку. — Это я!»
«Где ты? Что случилось? Адрес. Быстро! — совершенно спокойно произнес отец, ни разу ее не перебив. — Ничего не бойся. На вопросы не отвечай. Скажи им, что сейчас приедет твой отец».
Аврелии вдруг стало легко. Она больше не боялась охранника. Вот так, подумала она, утопающий хватается за соломинку. Вспомнила отца — худого, в «мальчиковых», как говорили советские тетки, сандалетах, ходившего каждую неделю отмечаться к участковому. Когда он приедет? Что сделает? Кто его, беспаспортного, будет слушать? Аврелия сомневалась, что у отца есть деньги на такси.
Третье действие началось с визга тормозов у салона. Но это приехал не отец, а милицейский майор, который, указав охраннику пальцем на Аврелию, скрылся в служебном помещении.
Она пошла к двери, но охранник покачал головой, мол, даже не думай.
Потом подъехала другая машина. В салон, небрежно отодвинув охранника, как манекен или чучело, вошли отец и неопределенного возраста дядя, которого Аврелия прежде не видела. И очень хорошо, что не видела, впрочем, успела подумать она.
У дяди было серое, напоминающее дно вытряхнутой пепельницы, лицо, глаза, как у мороженого судака, руки — в причудливых вензелях наколок. На тыльной стороне ладони у него тоже была какая-то надпись, но Аврелия не успела разобрать. Во всяком случае, точно не «Люди — карты Бога».
Дядя держался с такой естественной уверенностью, что вполне мог позволить себе наколку: «Люди — мои карты».
Отец радостно улыбнулся Аврелии, как будто она только что предъявила ему зачетку со сплошными пятерками. Дядя тоже попробовал изобразить улыбку, но губы с трудом раздвигались на его, похоже, не приспособленном для этого лице.
Что произошло за занавесом (в служебном помещении) Аврелии потом рассказала Укропчик.
В ее интерпретации события развивались следующим образом. Когда майор расположился за столом писать протокол («Я сказала, что понятия не имею, откуда лишний ноль, мало ли кто подрисовал, хорошо еще, что чек на двести не успела пробить!»), в комнату вошли два кошмарных уголовника. Говорил, в основном, один, но Укропчик мало что разобрала. Он говорил на русском, но непонятном языке. Укропчик поняла только, что этот страшный тип знает и хозяина салона, и майора. Он взял со стола ценник, рассказала Укропчик, порвал его, потом посмотрел на этого… твоего… друга, сказал, что тот ошибся, никакого лишнего нуля не было, велел ему не смешить уважаемых людей, а немедленно купить кольцо девушке, а перед другой девушкой, то есть передо мной, извиниться.
Все вышли в зал. Поклонник молча протянул Аврелии конверт. «Здесь две тысячи долларов, — сказал он. — Надеюсь, этого хватит, чтобы нам больше никогда не встречаться. Было очень приятно познакомиться
«Замечательная у вас продавщица, — похлопал по плечу отец начальника салона. — Работает, как часы, блюдет служебную копейку. Надеюсь, — подмигнул Укропчику, — не засидится на мелкой должностишке!»
«Возьми себе половину, — сказала Аврелия, когда они с отцом оказались на улице. — Купишь костюм, новые ботинки».
Отец покачал головой.
Они молча дошли до метро. Тогда эта станция называлась «Площадь Ногина».
Далее их пути расходились.
«Я знаю, — сказал отец, — ты будешь делать это всегда, но я тебя прошу: будь осторожней. Никому не доверяй и ни на кого не надейся! В таких делах не имеет значения, умный человек или глупый. Важно другое — везет ему или нет. Но это решает не он. Не обманывай людей, потому что это — возмещаемый грех. Обманывай государство. Это необъяснимо, — продолжил после паузы отец, — но управляют государством именно те, кто его обманывает. Если ты сможешь к ним присоединиться, у тебя будет все! Они всегда остаются в материальном выигрыше, даже если цена их ошибки — революция или переворот. Не приближайся к вершине, потому что те, кто там, всегда приносятся в жертву. При жизни или после смерти. Это закон. Держись по центру и в тени, и все будет в порядке. Если конечно… — отец вдруг замолчал, — но это уже не в твоей власти», — ответил сам себе на себе же заданный вопрос.
Аврелия не стала уточнять, какой.
…« Мир — не сортир. Сортир — не мир, — повторила Аврелия. — Я люблю тебя, папа!»
«Я люблю тебя больше. Но ты так и не сказала, на что мы спорим?» — спросил отец.
«Разве? — удивилась Аврелия. — На стакан сахарной воды!»
«Ну да, — развел руками отец, — как я сразу не догадался? Если он будет наполовину полон, я выиграл. Если наполовину пуст…»
«Выиграла я», — обняла его Аврелия.
«Прости меня, — неуверенно провел рукой по ее лицу отец, — я — старая сволочь, которая никак не может умереть, путается у тебя под ногами».
«Нет, папа, — покачала головой Аврелия. — Бог дал тебе длинную жизнь, чтобы ты оводом вился вокруг несправедливой власти. Но существует ли в природе власть справедливая? Ты сам мне когда-то сказал, что государство — это обман. На что ты надеешься?»
«Только на то, — прижал к себе Аврелию отец, и она почувствовала, как сильно бьется его сердце, — что на излете этой длинной жизни удастся хотя бы разок ужалить».
«Зачем?» — спросила Аврелия.
«Девяносто лет виться, как ты сказала, оводом и ни разу не ужалить? Как я предстану перед Богом?»
«Папа, — вздохнула Аврелия, — возьми меня с собой на Марс».
«Мы установим там сортиры!» — подмигнул ей отец.
«Если только, — уточнила Аврелия, — с Марса, как с Дона во времена Стеньки Разина, выдачи нет. Хочешь стихотворение? — вдруг спросила она и, не дожидаясь ответа, прочитала:
«На Марсе Бог. Он строг. Летим туда, откуда нет пути назад. Наш выбор небогат: В дыму сортир, А под сортиром — ад».