Свобода
Шрифт:
– Может быть, я теперь смогу жить и с кошмарами.
– Или у вас теперь есть силы встретиться с ними лицом к лицу.
Внезапное молчание. Надя смотрит на свои колени. Может показаться, что это противоборство двух сил, столкновение воли двух людей, но на самом деле это скорее раздумья. Подняв глаза, Надя медленно говорит:
– То есть вы хотите поговорить о…?
– Да, я хочу поговорить о свободе, Надя.
– В следующий раз, Рита, дорогая, обещаю, мы поговорим об этом в следующий раз. Она должна писаться с большой С.
– С
– Да, Свобода.
Впервые в кадре видна Рита Олен. Ее фигура мелькает, прежде чем она выключит камеру, чтобы убрать в сумку. Позади нее слышится голос:
– Подождите, Рита, дорогая!
Олен отодвигается в сторону, подальше от объектива, и произносит:
– Час уже прошел, Надя. Увидимся во вторник.
– Я знаю, что у вас сейчас обед, Рита. – Но есть еще кое-что.
Слышно, как Олен садится обратно в кресло.
– Кое-что еще? – переспрашивает она.
Теперь камера направлена на Надю. Она сидит на стуле в той же одежде, что и до обрыва съемки. Впервые она выглядит смущенной. Потерянной.
Рита Олен молча ждет.
Надя открывает рот. И комната наполняется музыкой.
Не просто музыка. Ангельские звуки, поток волшебных звуков, постепенно обрастающих словами. Загадочные слова из другой части мира. Из другого времени. Ой у вишневому саду.
Это длится лишь несколько секунд. Там соловейко щебетав. Но кажется, что проходит вечность.
Надя замолкает. Улыбка, скрываемая десятилетиями, вырывается наружу, как подземный ключ.
15
Двое суток и 14 часов назад
Ночь. Безветрие. Ночь освещают лишь одинокие круги света от фонарей. По обе стороны припаркованные машины, аккуратные, хоть и весьма редкие ряды. Полная тишина.
И вдруг движение. Два существа идут по пустынной пригородной улице. Только одно из них – человек.
Блондинка с короткой стрижкой открывает ворота и сворачивает на свой участок. Поводок туго натягивается вокруг столбика ворот, она тянет, но ничего не происходит. Поводок как приклеился к цементной поверхности. Женщина тянет сильнее, поводок ослабевает, мощный пес заходит на участок, что-то внимательно вынюхивая. Женщина оборачивается, чтобы запереть ворота. И тут слышит глухое рычание, чувствует, как поводок вот-вот вырвется у нее из рук. Она быстро запирает ворота на засов, ротвейлер неумолимо куда-то ее тащит.
И тут она видит мужчину.
Он стоит, прислонившись к стене ее дома, рядом со световым пятном, отбрасываемым фонарем с террасы.
Сначала он видит в ее лице лишь страх и замешательство, обреченную покорность перед разверзшейся пропастью. Однако на удивление быстро первая хаотичная реакция приобрела формы и на лице женщины отразилась решимость дать отпор.
– Этот пес разорвет вас за пять секунд, – глухо произнесла она.
– Простите за беспокойство, – сказал мужчина, помахивая каким-то удостоверением. –
– Сэм Бергер, – пропыхтела она, глядя на удостоверение. – Нельзя же вот так…
Мужчина перевел взгляд на ее запястье, обнажившееся из-за туго натянутого поводка.
– Классная татуировка, – сказал он. – Я действительно не хотел вас пугать. Я частный детектив…
– Тьфу ты черт, – произнесла Отилия Гримберг. – Даже не знала, что в Швеции такие есть.
Ротвейлер по-прежнему был готов к нападению, но по мере того, как менялся тон беседы, пса понемногу отпускало. Женщина в кожаной куртке и рваных джинсах, с наметившимися морщинами, успокаивала его как могла.
– Но вы хоть понимаете, что нельзя вот так затихариться у чужого дома, как будто вы какой-нибудь насильник, – произнесла она, не глядя на Бергера. – Меня чуть инфаркт не хватил. Я женщина хрупкая.
– Честно говоря, по вам не скажешь, – заметил Сэм Бергер. – Можно с вами поговорить?
Она подняла глаза, проследила за его взглядом, посмотрела на свое запястье. На татуировку с именем «Сэм» в простреленном сердечке, из которого падает единственная капля крови.
– Моя первая любовь, – криво улыбнулась она. – Но это было давно. Того Сэма уже нет в живых.
– Нет в живых?
– Я же сказала, это давняя история, – сказала она, отпирая дверь и впуская в дом ротвейлера. Дверь она оставила приоткрытой, что Бергер истолковал как разрешение войти. Не успел он переступить порог, как ротвейлер радостно бросился ему на грудь и принялся облизывать лицо. От пса воняло.
Бергер никогда не был собачником.
Женщина заметила это, увела ротвейлера. Бергер оказался в прихожей, где явно давно не убирали.
– Так что вы хотите, Сэм? – спросила Отилия.
– Могу я задать вам несколько вопросов?
– Вы же в курсе, что сейчас второй час ночи?
– В это время вы обычно гуляете с собакой, – сказал Бергер.
Отилия внимательно посмотрела на него. Цепкий взгляд, все еще недоверчивый.
– Хотите пива? – спросила она, покачав головой.
– Спасибо, не откажусь.
Она провела его в гостиную, где тоже давно не наводили порядок. Сама вышла. Бергер слышал шаги ротвейлера в прихожей. Откуда-то донесся голос женщины:
– Псу по-прежнему ничего не стоит разорвать вас на части за пять секунд. Ну, может быть, за семь.
Отилия Гримберг вернулась, указала Бергеру на засиженный диван. Когда она сама села, Бергер осознал, насколько она привлекательна. Она сняла кожаную куртку и открыла пиво. Он вдруг понял, как долго был один.
Пару дней назад все было бы гораздо проще. До звонка Молли. С другой стороны, он как сейчас слышал ее голос: «Именно это “много” меня и угнетает. Тебе придется довольствоваться тем что есть».
Он и довольствовался. Открыл банку пива, отпил.
– Так что случилось с Сэмом?