Свободная любовь
Шрифт:
А потом появился Скотт. Она почти сразу поняла, что он будто создан для нее. Она безоглядно впустила его в свою жизнь, в состоянии полного блаженства отдала ему свое сердце. С самого первого мгновения они поняли, что вспыхнувшее между ними чувство было чем-то особенным, что их отношения не должны развиваться по стандартной схеме: замужество, дети, загородный дом. Они выработали стиль жизни, который помогал их отношениям процветать вопреки разделяющим их милям и ограниченному времени, которое они могли проводить вместе.
Они молчаливо согласились, что их отношения
Нет, исступленно думала она, только не их любовь. Только не то, что они испытывают по отношению друг к другу. Ничто не может изменить их чувства. Но как бы Дори ни была уверена в их любви, она также понимала, что их чувства под угрозой. Любовь была тем основанием, той прочной плитой, на которой строились их взаимоотношения, важной была и структура их отношений. С самого начала их связь была нестандартной, экспериментальной: они со Скоттом были не единым целым, а двумя частями, которые периодически встречались, образуя одно целое. Сейчас, когда они оказались перед лицом крутых перемен, никто не мог сказать, выдержат ли их отношения это испытание. То, что они могли не выстоять, разрушиться под напором незапланированной беременности, пугало ее.
Она могла потерять Скотта. Одна эта мысль — ужасная, пугающая — замораживала ее. Она буквально дрожала от страха, когда позволяла себе думать об этом. Даже сейчас, когда ее тело приникло к нему и его руки обнимали ее, страх пронизывал насквозь.
Полный удивления и недоверия голос Скотта разорвал напряженную тишину:
— Беременна?
Не в состоянии вымолвить ни слова, она кивнула головой. Он резко убрал руку, и ее голова упала на подушку. Через несколько секунд ее лицо залил свет прикроватного бра, и она почувствовала себя заключенной, которую собираются допрашивать под одной из таких висящих ламп с металлическим ободом. Скотт приподнялся, облокотившись на руку.
Его лицо было всего в нескольких сантиметрах. Гнев сквозил в каждой черточке, густые темные волосы Скотта только подчеркивали возмущенно-инквизиторское выражение лица.
— Ради Бога, Дори! Беременна? Как это могло случиться?
Если бы ситуация не была такой серьезной, она ответила бы остроумным замечанием, шуткой. Но он был так возмущен и оскорблен.
Положение было слишком серьезно — меньше недели тому назад Дори сидела напротив своего врача с почти таким же выражением и задавала точно такой же вопрос: как это могло случиться?
Ее врач с отрешенностью медика и кислым юмором ответил:
— Так же, как это случается с тех времен, когда Ацам и Ева создали прецедент в садах Эдема.
Сейчас Дори было не до клинической отрешенности и кислого юмора. Она сказала:
— Это просто случилось.
— Это невозможно, — заявил Скотт. — Мы всегда предохранялись с помощью Долли.
— Ни одно средство не дает стопроцентной гарантии, даже если ты очень осторожен.
— Я не... я просто не могу этому поверить.
— Я тоже не могла... сначала, — мягко ответила она.
Наступило молчание, долгое, неловкое, напряженное молчание, которое пролегло между их телами на кровати.
— Я думаю... а не могло быть ошибки, путаницы?
— Никакой ошибки и путаницы.
Вновь молчание, затем с его губ сорвался вопрос:
— Что ты... Что нам теперь делать?
Дори тщетно пыталась проглотить комок, стоявший в горле.
— Мы с доктором поговорили, — начала она. Затем ее голос сорвался и по щекам полились слезы. — Я не могу ничего с этим сделать, Скотт... Я просто... Доктор казался таким равнодушным, когда говорил о клинике, где можно... Но это же человеческое существо, Скотт, или оно будет им. Я не могу причинить ему боль. Я не могу избавиться от него как от пустякового неудобства.
Вновь между ними воцарилось напряженное молчание, словно невидимый враг. Наконец Скотт сказал:
— Я рад... Когда ты сказала это, сейчас, мне стало легче. — Затем после долгого молчания: — Ты думаешь... Ты хотела бы, чтобы мы поженились?
Дори испытала тяжелое разочарование: он колебался и в его голосе явно сквозило чувство долга.
Ей потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы ответ прозвучал спокойно:
— Нет.
— Дори, — начал он, но она прервала его. Если она позволит ему возражать, то даст возможность убедить ее, что это единственно правильный шаг.
— Скотт, исключительно весомый довод в пользу женитьбы двух людей — это их желание, а не следование устаревшему этическому кодексу.
— Но...
— Я справлюсь с этим, Скотт. Я была бы лицемеркой, если бы нацелила эту беременность тебе в голову, словно старый пистолет. Я не девственница, которую ты соблазнил на сеновале. Я зрелая, независимая женщина, которая со всей искренностью вступила с тобой в связь. Ты с самого начала объяснил свое отношение к браку, и я приняла это. Я на самом деле разделяла твои чувства. Было бы ошибкой, катастрофой, если бы мы начали притворяться, что желаем того, чего никогда раньше не хотели.
Снова пауза, вздох.
— Может быть, ты права.
Дори закрыла глаза, на которые навернулись обжигающие слезы: она почувствовала облегчение в его голосе. Боже, помоги! Она чувствовала, как тело его расслабилось, хотя они и не касались друг друга. Она ощутила это интуитивно, и для этого не требовалось прямого касания.
Она презирала Скотта за это облегчение и знала, что несправедлива к нему. У него не было времени, чтобы подумать о ребенке, приспособить свой мозг к этому непрошеному событию. Скотт не был создан для семьи. И никогда не притворялся, что это не так. После тех неприятностей, которые принес каждому из его родителей новый брак, он превратился в замкнутого мальчика, и это было естественно. Она вряд ли могла ожидать от него, что он освоится с новостью о своем неизбежном отцовстве в течение нескольких минут.