Свободное владение Фарнхэма
Шрифт:
Тут же появилась Барбара, взяла лопату, и они продолжили работу.
– Мне очень жаль, что ты стала невольной свидетельницей этого разговора, – сказал Хью.
– Какого?
– Если только ты не отходила отсюда более чем на сто ярдов, то сама знаешь какого.
– Хью, это не мое дело.
– В нынешних обстоятельствах всем до всего должно быть дело. Теперь ты составила плохое мнение о Грейс.
– Хью, да мне и в голову никогда бы не пришло критиковать твою жену.
– Тем не менее у тебя складывается какое-то впечатление о людях. Я хочу, чтобы твое представление о Грейс не было поверхностным. Представь себе, какой она была двадцать пять лет назад. Вспомни Карен.
– Должно быть, Карен очень
– Да, похожа, но Карен никогда не отличалась ответственностью. На Грейс же всегда во всем можно было положиться. Я находился на действительной службе – офицерский чин я получил только после Перл-Харбора. Ее родители были, что называется, добропорядочными бюргерами. И они вовсе не желали, чтобы их дочь вышла замуж за нищего солдата.
– Еще бы!
– А она все же вышла. Барбара, ты даже представить себе не можешь, что значило в те дни быть женой молодого парня, призванного в армию! При полном отсутствии денег. Родители Грейс хотели, чтобы она вернулась домой, но не присылали ей ни гроша, пока она находилась со мной. Грейс не бросила меня.
– Она молодец.
– Да. Учти притом, что до этого ей никогда не приходилось жить в одной-единственной комнате, пользоваться общей с другими жильцами ванной, сиживать в приемных покоях военно-морских госпиталей. Экономить буквально на всем. Оставаться совершенно одной, пока я был в море. Молодая и красивая женщина могла бы найти себе кучу развлечений в Норфолке, а она вместо этого нашла себе работу в прачечной – сортировать грязное белье. И все же, когда бы я ни приехал на побывку, она была неизменно красива, жизнерадостна и ни на что не жаловалась. Александр родился на второй год…
– Александр?
– Дьюк. Его назвали в честь дедушки по материнской линии и крестили без меня. Ее родители после рождения внука пошли на попятную: теперь они были согласны принять меня в свою семью. Но Грейс не растаяла и так никогда и не взяла от них ни цента. Она снова устроилась на работу, а с ребенком целыми днями нянчилась наша квартирная хозяйка.
Эти годы были самыми тяжелыми. По службе я продвигался довольно быстро, и деньги уже не были такой проблемой. Началась война, я был произведен из старшин в младшие лейтенанты, а закончил ее лейтенантом-коммандером у «морских пчелок» [14] . В сорок шестом мне пришлось выбирать: снова переходить в старшины или увольняться в запас. С согласия Грейс я стал гражданским и оказался на берегу, без работы, но с женой, с сыном, посещавшим начальную школу, и трехлетней дочерью. Жить нам пришлось в трейлере. Была безумная инфляция, и цены непрестанно росли. Все, что мы имели, – это несколько облигаций военного времени.
14
«Морские пчелки» – инженерно-строительные части ВМФ США. – Примеч. С. В. Голд.
Настал второй тяжелый период нашей жизни. Я ввязался в подряды, потерял на этом все сбережения, после чего мне пришлось устроиться на работу в водопроводную компанию. Мы не голодали, хотя подчас приходилось варить суп из топора. Грейс все невзгоды переносила очень мужественно: трудолюбивая домохозяйка, активный член местной ассоциации родителей и преподавателей, а самое главное – всегда оптимистично настроенная.
Вскоре я стал начальником в строительной компании. Поскольку я когда-то занимался подрядами, через некоторое время я решил еще раз попробовать свои силы в этой области бизнеса. На сей раз мне повезло. Кое-как я наскреб с мира по нитке и ухитрился построить дом. Продал его еще до окончания строительства и тут же построил еще два. С тех пор удача не покидала меня.
Лицо Хью
– Вот тут-то она и стала сдавать. Когда мы наняли прислугу. Когда стали держать в доме спиртное. Мы не ссорились – мы вообще никогда не ссорились, если не считать вопроса о воспитании Дьюка, которого я хотел вырастить в строгости, а Грейс не выносила рукоприкладства по отношению к мальчику.
Она стала опускаться именно тогда, когда я стал делать деньги. Пережить процветание ей было не под силу. Она привыкла выкручиваться в неблагоприятных обстоятельствах и, когда мы разбогатели, ощутила себя не у дел. Но я все же надеюсь, что ей удастся перебороть себя.
– Конечно, Хью.
– Надеюсь.
– Я рада, что ты рассказал мне о ней, Хью. Теперь я буду лучше понимать ее.
– Черт возьми, в этом нет никакой нужды. Я просто хотел, чтобы ты знала: эта толстая, глупая и эгоистичная женщина – не вся Грейс и в том, что она покатилась по наклонной плоскости, – не только ее вина. Со мной не так просто ужиться, Барбара, как ты думаешь.
– Вот как?
– Да! Когда я получил возможность отойти от дел, я не оставил свой бизнес. Я позволил себе задерживаться в конторе вечерами. А когда женщина часто остается одна, она может начать с лишнего бокала пива перед телевизором, пока идет реклама, потом выпить еще один, и еще… Впрочем, все равно, если бы я даже и бывал по вечерам дома, то посвятил бы свой досуг чтению. Но я не только ушел в бизнес с головой, я вступил в местный бридж-клуб. Сначала она посещала его, но скоро перестала. Она неплохо играла, но без энтузиазма, а мне нравится бороться за каждое очко. Я не могу ее критиковать за это – нет никакой добродетели в том, чтобы бороться за выигрыш, будто это вопрос жизни и смерти. Метод Грейс лучше, а если бы и я тоже был поспокойнее… ну, возможно, она не стала бы такой, как сейчас.
– Чепуха!
– Что?
– Хью Фарнхэм! Никто не виноват в том, кем становится человек. Убеждена, что это так. Я являюсь такой, какая есть, потому что сама пожелала этого. То же и с Грейс. И с тобой. – И уже тише она добавила: – Я люблю тебя. И судьба Грейс – не твоя вина. И ни в чем из того, что мы сделали, твоей вины нет. Я просто слышать не могу и не хочу, как ты бьешь себя в грудь и причитаешь: «Меа culpa!» [15] Ты не приписываешь себе в заслугу достоинства Грейс. Зачем же брать на себя вину за ее недостатки?
15
«Моя вина!» (лат.). – Примеч. ред.
Он заморгал и улыбнулся:
– Семь без козыря.
– Вот так-то лучше.
– Я тебя люблю. Считай, что я тебя поцеловал.
– Я тебя тоже. Большой шлем. Внимание, сюда идут копы, – вдруг сказала она уголком рта.
Это оказалась Карен, чистая, сверкающая, с расчесанными волосами, накрашенными губами и улыбающаяся.
– Какое вдохновляющее зрелище! – воскликнула она. – Может быть, несчастные рабы желают корочку хлеба и глоток воды?
– Скоро захотим, – согласился отец. – А пока не слишком перегружай эти ведра, а то не донесешь.
Карен попятилась:
– Но я не вызывалась работать с вами!
– Ладно, не будем формалистами.
– Но, папа, я ведь только что помылась!
– А что, разве ручей пересох?
– Папа! Я уже приготовила ланч. На свежем воздухе. А вы слишком грязные, чтобы появляться в моем хорошеньком, чистеньком домике.
– Ты права, детка. Пошли, Барбара. – Он поднял ведра.
К ланчу миссис Фарнхэм не вышла. Карен передала ее заявление, что она решила поесть в убежище. Хью не стал вмешиваться: и так, когда вернется Дьюк, предстоит вынести черт-те что.