Сводные. Право на семью
Шрифт:
Здесь слишком много всего для нас двоих. Но я не спорю. Сглатываю слюну, наполняющую рот, и задумчиво гипнотизирую сводного брата, гадая, что у него на уме.
– Ешь, мышка. В мои планы не входит морить тебя голодом.
– А ты?
– А я сыт. Выпью эспрессо.
Небрежно ведет плечами Богдан и, действительно, тянется к кружке. Никаких намерений не обрисовывает. Не выкатывает требований. Медленно цедит терпкий напиток и наблюдает за мной.
Поглощать пищу в его присутствии, когда он следит за мной, как удав за кроликом, неуютно.
Поэтому я подтаскиваю к себе тарелку и неторопливо отщипываю кусочки от сэндвича. Так же долго вливаю в себя кофе, как будто это поможет отсрочить неизбежное, и аккуратно промокаю уголки губ салфеткой.
Устаю от гнетущей тишины, простирающейся между нами, и пытаюсь распрямить спину.
– Спасибо. Было вкусно. Что дальше?
– А дальше ты пойдешь в ванную и примешь душ.
– Что?
– Переоденешься. Там есть чистый халат.
От двусмысленности фраз, выталкиваемых Багировым, меня тут же бросает в жар. Крупные мурашки обсыпают кожу. Недавно колотивший меня тремор возвращается и становится заметным.
Ожидание расплаты из призрачного становится осязаемым.
В ушах оглушительно звенит. Сердечная мышца с каким-то маниакальным усердием качает кровь. Смятение достигает пика.
Стопы утопают в молочном ковре с длинным ворсом. Каждый шаг дается с большим трудом. Напряжение усиливается, когда в спину врезается повелительное.
– И еще кое-что, мышка.
– Да?
– Смой с себя этот отвратительный макияж. Он тебе не идет.
Выпустив кислород из легких, я сбегаю от Богдана. Юркаю за дверь, прислоняюсь лопатками к стене и невольно дотрагиваюсь до выделенных бронзатором скул.
Нерешительно снимаю одежду. Вешаю ее на крючок. И долго стою под горячими струями воды, от которых мышцы превращаются в тягучее желе.
Обтираюсь большим махровым полотенцем. Кутаюсь в пахнущий маслом ши халат, достающий мне до пят. И послушно избавляюсь от косметики, которую так тщательно наносила.
При ровном свете ламп тени под глазами выглядят совсем уж непрезентабельно. Но это перестает казаться хоть сколько-нибудь важной проблемой в ту секунду, когда я выскальзываю из ванной и застываю посреди комнаты напротив Багирова.
Глаза в глаза. Выстрел. Рикошет. Попадание.
И разряд высоковольтного тока, прошивающий тело, когда пальцы сводного брата касаются моего подбородка.
Богдан придирчиво изучает мое лицо. Выдыхает шумно. И констатирует неоспоримый факт.
– Ты устала.
– Последние несколько дней выдались… слегка напряженными.
Издаю нервный смешок и не пытаюсь освободиться от цепкого захвата.
– Сколько ты вчера спала? Два часа? Три?
– Около того.
Зябко веду плечами и ежусь, сталкиваясь с его раздражением. Оно густое, угрюмое, вязкое. От него хочется закрыться, спрятаться. Лишь бы Багиров не смотрел вот так пристально.
– Твой муж плохо о тебе заботится, мышка.
Жестко
– Ложись.
– Что?
– Ложись, говорю. Отдыхай.
– А ты?
– А я займусь тем, о чем ты меня попросила.
Короткий диалог, состоящий из рубленых фраз, повергает меня в состояние шока. Части паззла не желают складываться в цельную картинку, мозаика рассыпается.
Я так сильно отвыкла от того, чтобы кто-то обо мне заботился, что ищу в каждом жесте, действии подвох. Но Багиров больше не проявляет ко мне интереса. Перемещается в рабочую зону, включает новехонький макбук и наполняет стакан водой, удивляясь, почему я не выполняю его приказ.
– Ну, чего ты застыла, Камилла? Ложись.
Стряхнув оцепенение, я с трудом переставляю ватные ноги и забираюсь в постель. Кутаюсь в одеяло, как в кокон, и оттуда слежу за сводным братом.
Высокий лоб. Ровный прямой нос. Бездонные карие глаза, в которых плещется бездна. Широкие мощные плечи. Черный свитшот без принта, который чертовски ему идет.
Пожалуй, только Богдан может напялить самые обычные шмотки и выглядеть в сто раз лучше, чем упакованные в дорогие костюмы отец и Артур вместе взятые.
– Спи, мышка.
Отвлекшись от просмотра каких-то файлов, твердо командует Багиров, и меня вырубает, как по мановению волшебной палочки. Сказывается и изнурительная ночь, и моя повышенная тревожность, и томительная неопределенность.
Нельзя постоянно находиться на пределе, вот мой организм и включает защитные функции. Вырывает меня из реальности и перепоручает Морфею, чтобы я могла восполнить истощенный резерв.
Сейчас меня не смущает ни опасная близость Богдана. Ни условия, что он может выкатить. Ни щемящая тоска, свернувшаяся клубком за грудиной. Я просто плыву по волнам сновидений и не терзаю себя противоречивыми мыслями.
– Ну, как ты? Отдохнула?
– Ага.
Почувствовав, как под чужим весом прогибается матрас, я широко распахиваю ресницы и испуганно кошусь в сторону. За окном вечереет, небо раскрашивает багряный закат. Сколько я проспала? Часов шесть? Целую вечность.
Артур наверняка вообразит, что я занималась в номере отеля чем-то непристойным. Хотя, должно ли меня это волновать, если они с отцом сами вручили меня Багирову и разве что не перевязали красной ленточкой?
Как какой-то подарок. Бездушную вещь.
Не знаю.
– Мне, наверное, ехать пора, – сиплю полузадушено и тут же себя поправляю. – Если у тебя больше нет на меня никаких планов, конечно.
– На сегодня – нет. Я закажу машину.
От этого убийственного «сегодня» у меня снова вскипает кровь, и румянец прилипает к щекам, превращая меня в пунцовую свеклу. Так что я торопливо ретируюсь в ванную комнату, в спешке развязываю пояс халата и неуклюже натягиваю висящую на крючке одежду.