Сводный монстр

Ветрова Роза

— Я знаю, как сделать, чтобы тебе стало легче.

Пытаюсь отвести свой взгляд, но его зрачок, одинокий, гипнотизирует, не позволяя даже моргнуть. Я вся в его безграничной власти, впрочем, как всегда.

— Обещаю, мир перестанет быть таким треснутым и ржавым. И больше не будет больно, — тихо проговорил он странные слова. — Держись крепче.

И не успела я даже подумать о его загадочных словах, как он вдруг спрыгнул на землю и увернулся от качели, пока я, взвизгнув, пыталась удержаться.

Я летела на него, крича, но он лишь схватил деревяшку,

на которой я стояла и сильнее качнул меня, глядя на меня снизу абсолютно невменяемым взглядом.

— Остановись, не надо! — кричала я, но он лишь опять оттолкнул меня, и меня понесло ввысь.

Было страшно упасть.

Раскачав меня до невозможности, он вдруг сделал то, отчего мое сердце было готово разорваться на куски: он встал на колени и спрятал руки за спину, подставив свое лицо навстречу приближающейся доске с моим весом. Словно ожидал казни.

— Нет! — заорала я, как безумная, извиваясь на узкой дощечке, пытаясь остановить проклятые качели. Я знала, что он хочет сделать. Но остановиться было уже невозможно. Раскачанные качели неслись со скоростью поезда в метро, прямо в его спокойное, даже умиротворенное лицо.

— Не надо! Уйдииии!

Мой крик смешался с глухим звуком удара, и потонул в горячих слезах.

Глава 33

Он упал навзничь, от столкновения с ним качели дернулись еще пару раз и почти остановились. Нетерпеливо спрыгнув с доски я бросилась к нему, ощущая, как сердце скачет где-то почти в желудке. Ничего не могу разобрать, только громкий грохот своей крови в ушах, но то, что вижу, заставляет вскрикнуть от ужаса.

Лицо Макса залито кровью, глаза закрыты, он без сознания.

— Придурок! Какой же ты придурок! — кричу на него, выхватывая его телефон из кармана. Слава Богу, без всяких кодов и отпечатков пальца. Впопыхах вызываю скорую помощь.

Продиктовав адрес и вкратце описав, что случилось (естественно пришлось наврать, что он упал), пытаюсь немного приподнять его голову. Не знаю, зачем я его покрываю, может, пусть бы уже за него взялись хорошенько, может сделали бы только лучше.

Кровь из брови и носа хлещет, продолжая заливать лицо. Отдираю кусок подола своего летнего платья, которое и так уже заляпано пятнами крови, и пытаюсь хоть немного вытереть и остановить кровь.

Довольно быстро приезжает скорая, сажусь вместе с ними, предварительно прихватив документы и кошелек Макса из его машины, что стояла грязной горой у ворот.

В больнице не нахожу себе места, маясь туда сюда, пока его забрали в травм-кабинет. Вскоре выходит весьма спокойный врач, я тут же бросаюсь ему наперерез.

— Как он, доктор? Он очнулся? Не ослеп? Он хоть жив? — всхлипываю, запутавшись сама в своих вопросах. Заново переживаю весь этот кошмар.

Но врач лишь поднимает брови.

— Конечно жив, что с ним станется. Даже сотрясения нет, просто сильный ушиб. Бровь рассек, два маленьких шовчика наложили. Нос не сломан, кровь из сосудов от удара. Что же вы не бережетесь? Взрослые ребята, а все

на качели лезете, как малышня — улыбнулся врач, пока я в стояла и в полнейшем затупе смотрела на него.

— А глаза? Его глаза, имею ввиду.

— А что с глазами? Смотрит на меня, хлопает ясным соколом. Так он сейчас выйдет, все хорошо с ним. Синяк только на глазу.

От облегчения готова рассмеяться, но давлю в себе порыв, потому что следом меня обжигает пламя злости. Нет, ну каков придурок! Так рисковать, чтобы что-то доказать мне? Он действительно думает, что мне будет легче, и я перестану винить его, только если и он станет инвалидом? Руки чешутся прибить его.

— Кхм, — кашляет он за моей спиной, выходя их кабинета. Врач отходит от меня и тихо переговаривается с медсестрой чуть поодаль.

С прохладцей смотрю на Макса. Глаз слегка заплыл и налился фиолетовым цветом, на брови специальный пластырь. В остальном выглядит прекрасно, и я чувствую себя преглупейше за свою почти истерику перед врачом.

— Вера…

Размахиваюсь и отвешиваю ему приличную пощечину по щеке, прямо под разбитым глазом. Он морщится и шипит сквозь зубы от боли, но молчит, глядя на меня ошалело и настороженно. Потирает горящую щеку. А что он думал? Что я брошусь со слезами счастья к нему в объятия?

— Забудь ко мне дорогу, — гневно шепчу ему. — Хочешь калечиться, страдать от боли или кайфовать от нее, я не знаю, — делай что хочешь. Только меня больше не трогай! Псих невменяемый.

Макс пытается схватить меня за руки, но я резко отшатываюсь, и торопливо иду к выходу.

— Вера, да постой же… — просит он за моей спиной, догоняя.

Но тут ему наперерез выходит другая медсестра с бумажками в руках. При виде Макса ее лицо светлеет.

— А, вот вы где. Нужна ваша помощь, не могу разобраться в страховке, — радушно просит девушка, пока он пытается ухватиться за мой взгляд. Бесполезно, я смотрю куда угодно, только не на него.

Делать мне здесь больше нечего, я стремительно покидаю коридор и вообще больницу. В руках по-прежнему его кошелек, поэтому с такси у меня проблем не возникает. Думать о том, как он сам доберется домой я не хочу.

Но, оказавшись у ворот коттеджа, я конечно же бросаю кошелек в его машину, а ключ от нее оставляю на крыльце.

Дома я закрыла дверь на все замки и поспешила наверх, думать, что же мне делать дальше.

Собирать вещи? Бежать опять в Россию? Или может все-таки поговорить с Максом, расставить все по своим местам?

При мысли о сводном брате снова хочется рычать от ярости. Чего я только не испытала в те мгновения. Вот так всегда будет с ним: он будет причинять себе боль, и тем самым будет причинять ее и мне. Но он даже об этом не думает. Его жизненно необходимая потребность в боли всегда будет в чем-то проявляться. Пусть той коробки со стеклом уже нет, ему она и не нужна вовсе. Заниматься самоуничтожением можно как угодно…

Через примерно час слышу, как в дверь колотят изо всей силы. Братец вернулся.