Сводя счеты
Шрифт:
— Рабби, — спросил этот человек, — где я могу обрести покой?
Великий хасид оглядел его со всех сторон и сказал:
— Обернись-ка и посмотри, что у тебя за спиной.
Человек этот обернулся, а рабби Бен Каддиш как даст ему по затылку подсвечником.
— Хватит с тебя покоя или еще добавить? — усмехнулся рабби, поправляя ермолку.
В этой притче задается глупый вопрос. Причем глуп не только вопрос, но и человек, приехавший в Хелм, чтобы его задать. И дело вовсе не в том, что он жил далеко от Хелмау жил-mo он как раз близко, но чего ему, спрашивается, дома не сиделось? И зачем было тревожить рабби Бен Каддиша — или у рабби своих забот не хватало? Сказать по правде, рабби в это время по уши увяз в карточных долгах, да еще некая мадам Гехт судилась
* * *
Рабби Радиц из Польши был длиннобородым человеком очень малого роста, о нем говорили, что присущее ему чувство юмора вдохновило немалое число еврейских погромов. Как-то один из учеников вопросил его:
— К кому Бог относился лучше: к Моисею или к Аврааму?
— К Аврааму, — ответил цадик. [6]
— Но ведь Моисей привел израильтян в Землю Обетованную, — сказал ученик.
— Ладно, тогда к Моисею, — ответил цадик.
— Я понял, рабби. Это был дурацкий вопрос.
6
Цадик — праведник (иврит).
— И вопрос твой дурацкий, и сам ты дурак, и жена у тебя мескайт, [7] и если ты не слезешь с моей ноги, я тебя вообще от Церкви отлучу.
Здесь рабби просят вынести ценностное суждение относительно Моисея и Авраама. Вопрос не простой, особенно для человека, ни разу в жизни не заглянувшего в Библию и лишь притворяющегося ее знатоком. И как прикажете истолковывать безнадежно относительный термин “лучше”? То, что “лучше” для рабби, вовсе не обязательно “лучше” для его ученика. К примеру, рабби любил спать на животе. Ученик тоже любил спать на животе — у рабби. Проблема самоочевидна. Следует отметить, что наступить рабби на ногу (что сделал ученик в этой притче) — большой грех, сравнимый, согласно Торе, с тем, какой совершает человек, ласкающий мацу не для того, чтобы ее съесть, а совсем для другого.
7
Мескайт — уродина (идиш).
* * *
Человек, которому никак не удавалось выдать замуж свою некрасивую дочь, навестил краковского рабби Шиммеля.
— Тяжесть на сердце моем, — сказал он священнику, — потому что Бог дал мне некрасивую дочь.
— Насколько некрасивую? — спросил провидец.
— Если ее положить на блюдо рядом с селедкой, ты не отличишь одну от другой.
Краковский провидец надолго задумался, а после спросил:
— А что за селедка?
Отец, которого вопрос мудреца застал врасплох, ненадолго задумался, а после ответил:
— Э-э… балтийская.
— Плохо дело, — сказал рабби. — Вот если бы атлантическая, у нее были бы хоть какие-то шансы.
Эта притча показывает нам трагедию таких преходящих качеств, как красота. Могла ли та девушка и впрямь походить на селедку? Вполне возможное дело.
Видели бы вы, какие лахудры толкутся нынче по улицам, в особенности на курортах. Но даже если и могла, разве не всякое творение прекрасно в глазах Божиих?
И это вещь вполне возможная, но все же, если девушка выглядит более уместной в банке с винным соусом, нежели в вечернем платье, дело ее плохо. Как это ни странно, жена самого рабби Шиммеля походила, сказывают, на кальмара, но только с лица, да и это ее сходство искупалось присущей ей привычкой покашливать — хотя как это так получалось, я
* * *
Рабби Цви Хайм Исроэль, правоверный исследователь Торы, человек, поднявший искусство жалобного нытья до высот, не слыханных на Западе, по единодушному мнению своих соплеменников, составлявших одну шестнадцатую процента всего населения Европы, был мудрейшим ученым Возрождения. Как-то раз, когда он направлялся в синагогу по случаю еврейского праздника, посвященного дню, в который Бог взял назад все свои обещания, одна женщина остановила его и задала следующий вопрос:
— Рабби, почему нам не дозволяется есть свинину?
— Не дозволяется? — изумился святой человек. — Эх, ни хрена себе!
Это одна из немногих в хасидской литературе притчей, посвященных еврейскому закону. Рабби знает, что свинину есть нельзя, однако это его не волнует, потому что он любит свинину. И мало того, что он любит свинину, он еще с наслаждением красит пасхальные яйца. Коротко говоря, он ни в грош не ставит традиционную веру, а о завете Господа с Авраамом отзывается как о “сплошной трепотне”. И хотя до сих пор неясно, почему древнееврейский закон запрещает есть свинину, некоторые ученые считают, что Тора просто рекомендует не заказывать свинину в определенных ресторанах.
* * *
Рабби Бомель, ученый из Витебска, решил объявить голодовку в знак протеста против того, что русским евреям запретили носить штиблеты за пределами гетто. В течение шестнадцати недель святой человек лежал на жестком тюфяке, глядя в потолок и отказываясь принимать какую-либо пищу. Ученики уже опасались за жизнь рабби, но тут некая женщина подошла к его ложу и, наклонившись к ученому мужу, спросила: “Рабби, какого цвета были волосы у Эсфири?” Святой человек с трудом повернулся на бок и взглянул ей в лицо. “Нет, вы подумайте, нашла о чем спрашивать! — произнес он. — Да знаешь ли ты, как у меня голова трещит оттого, что я шестнадцать недель крошки во рту не держал?” Услышав это, ученики рабби отвели ту женщину в сукку, [8] где она стала есть из рога изобилия и ела до тех пор, пока ей не принесли счет.
8
Сукка — шалаш (иврит).
Здесь перед нами тонкая трактовка проблемы гордости и тщеславия, сводящаяся, по-видимому, к тому, что поститься — большая ошибка. Особенно на пустой желудок. Человек не является кузнецом своего несчастья, на самом деле страдания его в воле Божией, хотя чем уж они Ему так пришлись по душе, я понять затрудняюсь. Некоторые правоверные племена веровали в то, что страдания суть единственный путь к очищению, ученые описывают также культ так называемых Ессеев, которые, выходя прогуляться, нарочно бились головами о стены. Согласно последним книгам Моисеевым, Бог милосерден, однако следует признать, что на свете есть множество вещей и явлений, до которых у него попросту не доходят руки.
* * *
Рабби Екель из Занска, обладавший лучшей дикцией в мире, пока некий идолопоклонник не стянул у него подштанники с резонаторами, три ночи подряд видел сон о том, что если он поедет в Ворки, то отыщет там великое сокровище. Попрощавшись с женой и детьми и пообещав вернуться через несколько дней, рабби отправился в путь. Два года спустя его нашли бродяжничавшим по Уралу в обществе гималайского енота, к которому он явно проникся нежными чувствами. Иззябшего и изголодавшегося святого доставили в дом его, где родные сумели вернуть несчастного к жизни с помощью горячего супа и вареной говядины с хреном. После этого ему дали немного еды. Отобедав, рабби рассказал домашним свою историю. В трех днях пути от Занска его схватили дикие кочевники. Узнав, что он еврей, варвары заставили его перелицевать все их спортивные куртки и ушить брюки. И, словно этого унижения ему было мало, негодяи влили ему в уши сметану и запечатали оные воском. В конце концов рабби удалось бежать, но, направившись к ближайшему городу, он вместо того забрел на Урал, потому что стеснялся спрашивать у встречных дорогу.