Свои чужие
Шрифт:
Я смотрю на часы, они показывают два ночи. За окном непогода, льёт затяжной дождь и сверкают молнии. От этого становится ещё больше не по себе.
Осторожно встав с постели и прихватив с собой телефон, подхожу к окну. Автомобиль Самсонова под навесом — Кирилл дома. Я выхожу в коридор и сворачиваю влево. В сторону его комнаты. Я должна убедиться, что это не он… Просто обязана.
Застыв у двери, не сразу решаюсь постучать. Я не была здесь давным-давно. И такие воспоминания накрывают… Яркие, волнующие, болезненные. В груди нестерпимо жечь начинает.
Я осторожно нажимаю
— Кирилл…
— Выйди, — громко рявкает он, заставив меня содрогнуться от неожиданности.
— Я просто хотела…
— Закрой дверь, — цедит он, — с той стороны.
Испуганно отшатываюсь назад, захлопываю дверь и прижимаюсь к стене. Пульс зашкаливает, тело бросает в жар.
Теперь у меня нет ни единого сомнения в том, что крик принадлежал именно Кириллу.
Глава 23
Всего лишь нужно отойти от двери и вернуться к себе в комнату. Это же легко и просто! Тем более Кирилл явно дал понять, что не хочет меня видеть. Но я почему-то упрямо продолжаю стоять и прислушиваться к каждому звуку и шороху. Не дыша, не двигаясь, словно шпион, который хочет завладеть секретной информацией.
Нервы натянуты до предела, думать ни о чём не могу. Неприятно ёжусь, вспоминая категорический приказ Самсонова выйти из комнаты. Он звучал твёрдо и убедительно. Возможно, будь на месте Кирилла кто-то другой, чужой и незнакомый, я бы именно так и поступила. Не стала бы вмешиваться и подслушивать. Но это Кирилл, я любила его всем сердцем, как умела. И сейчас оно сжимается и подсказывает мне, что этому мужчине плохо, а его слова — это всего лишь защитная реакция.
Мурашки ползут по коже, когда вспоминаю ужасающий крик. Так истошно кричат люди, которые пережили какие-то страшные, травмирующие события. Перед глазами всплывают шрамы Самсонова и его обезображенная кожа. Может быть, всё дело в них? У Кирилла была опасная работа до того, как он оставил службу. Его могли ранить, покалечить, убить. Господи, как хорошо, что он оттуда ушёл. Живым.
Я слышу глухой удар в комнате Кирилла. Напрягаюсь, выпрямляю спину. Один, следом другой. Отрываюсь от стены и берусь за дверную ручку. Мамочка, помоги!
Шёпотом считаю до десяти, затем открываю и захожу.
В комнате по-прежнему темно. И нет никого. Самсонов, похоже, вышел на балкон. Наверное, для того чтобы отдышаться и покурить. Он меня не видит.
Ступая по полу босыми ногами, дохожу до его кровати. Включаю ночник на тумбе, чтобы лучше видеть. Подушка валяется на полу, постельное бельё скомкано. Я на автомате тянусь и начинаю расправлять его.
Когда занять себя больше нечем, обхожу кровать и сажусь как раз напротив балкона. Я угадала: Кирилл курит, его силуэт освещает уличный фонарь.
Самсонов стоит ко мне спиной, облокотившись о перила, и выпускает сизые струйки дыма. Смотрю на его широкую обнажённую спину и до боли прикусываю
Самсонов затягивается в последний раз, выбрасывает окурок прямо с балкона и разворачивается на выход. Я воинственно складываю руки на груди, чтобы он не думал, что меня так просто можно выгнать ещё раз.
Он открывает балконную дверь, на лице читается удивление. Проходит в комнату, смотрит на меня сверху вниз.
— Что непонятного я сказал, Вита?
Мои глаза хаотично скользят по его телу. Кирилл в штанах, но без футболки, поэтому я могу беспрепятственно рассматривать рубцы. Они побагровели, стали более насыщенного цвета. И если в первый раз, когда увидела всю эту «красоту», меня воротило от одного их вида, то сейчас ничего подобного нет. Неприятно, страшно, но не мутит и тем более не тошнит.
— Я никуда не уйду, — сообщаю Кириллу, — пока не буду уверена, что с тобой всё нормально.
— Сомневаешься, что я могу вытолкать тебя из комнаты? — хмыкает он.
Я вспыхиваю и начинаю злиться. Вот что он за человек такой?
— Со мной всё нормально, — спокойнее произносит Самсонов чуть позже. — А теперь марш к себе.
Он подходит к шкафу, открывает дорожную сумку и начинает там что-то искать. Кажется, медикаменты. Хотя потряхивает от эмоций, я стараюсь казаться невозмутимой и уверенной в своих действиях. Он не выгонит меня. Больше не выгонит. Если бы хотел, то сделал бы это в первые секунды, как увидел, что я вернулась.
Кирилл, не глядя в мою сторону, уходит в ванную комнату. Включает свет, захлопывает дверь. Чересчур громко — давая понять, что я здесь явно лишняя. И правда начинаю думать, что зря сюда пришла и веду себя подобным образом. Возможно, стоит признаться хотя бы самой себе, что я просто не хочу уходить — не только потому, что переживаю за Кирилла, а потому что здесь, в этой спальне, меня окутывает щемящая ностальгия.
На этой кровати мы десятки раз занимались сексом. Долго, жадно, страстно. Он брал меня всю, до последней капли. Потом лежали и отдышаться не могли. Вспотевшие, довольные и счастливые. Наверное, здесь я забеременела. Или вон у той стены, где висит картина… Не знаю точно.
Слышу, как в ванной долго шумит вода, а затем стихает. Проходит бесконечное количество минут, но Кирилл всё не выходит.
Дальше я себя не контролирую. Просто встаю с постели, поправляю ночную сорочку и направляюсь к нему. Дёргаю за дверную ручку, щурюсь от чересчур яркого света.
Кирилл смотрит на меня с неприкрытой злобой и отчуждённостью. В руках у него тюбик с какой-то мазью, он наносит её на шрамы. Его челюсти крепко сжаты, ноздри широко раздуваются. Кажется, если бы я не была девушкой, он точно бы мне вмазал.
— Можешь вытолкать меня силой, сама я не уйду. Просто не уйду, — заявляю срывающимся голосом.
Он молчит и продолжает смотреть. В зрачках застыла толстая корка льда, которую мне не под силу растопить. Слишком чужими и далёкими мы стали.
— Пожалуйста, не прогоняй меня, — прошу чуть тише. — Позволь тебе помочь.