Свои чужие
Шрифт:
Ты свободна.
Твоё дело сожгли, по документам тебя здесь никогда и не было.
Тебя ждёт новая жизнь.
— Это из-за меня, — произношу тихим голосом. — Он лишился должности и отправился воевать из-за меня.
— Что ты такое говоришь, Виточка! — возмущается Жанна Леонидовна. — Чушь!
— Нет-нет, всё сходится. Почти. Разве могут быть такие совпадения?
— Могут! Ещё как могут! Я тебе рассказывала одну историю,
Я хочу что-то ответить, но в голове настоящий хаос. Мысли мечутся из угла в угол, не могу в это поверить. Возможно, стоит успокоиться и послушать женщину старше меня?
— Хочешь узнать моё мнение? — вдруг раздаётся строгий голос за моей спиной.
Обернувшись, замечаю Игоря Александровича. Он медленно шагает по кухне, забирает у меня из рук документы. Подходит к раковине и щёлкает зажигалкой. Бумага гореть начинает и превращается в пепел.
— Хочу, — киваю ему в ответ.
— Ты в верном направлении мыслишь, Вита.
— Игорь, ну что ты такое говоришь! — возмущается Жанна Леонидовна и всплёскивает руками. — Не надо навешивать на девочку вину! Так совпало, понимаешь?
— Заткнись, Жанн. На минуту заткнись.
Она утихает, качает головой. Игорь Александрович продолжает.
— Вита, ты вообще понимаешь, что означает — вызволить из следственного изолятора человека, которому предъявлено серьёзное обвинение? Причём вызволить так, чтобы ни одной кляксы, ни одного тёмного пятнышка не осталось?
Я молчу.
— Ты чистая, я специально проверил. Помню, как Самсонов рвал и метал, когда тебя за решётку упекли, он долго искал пути решения. И нашёл. Я мог бы ему помочь, но не настолько кристально-чисто и ювелирно. Ходила бы запятнанная, сто процентов. Ни о какой карьере врача речи не шло бы. Как и об опеке. Вы же этим сейчас занимаетесь с Самсоновым? Поправь, если я не прав.
— Вы правы, — произношу я.
— Знаешь, сначала я не хотел ничего копать на Кирилла. На хер мне эта рыбалка не сдалась. Но потом подумал, что ты должна знать. Вы, бабы, сначала делаете, потом думаете, а отбивают удары мужики.
— Господи, да закрой рот, Игорь! — не выдерживает Жанна Леонидовна.
Я встаю со стула, коротко благодарю отца Ани и иду в прихожую. Кожа на лице горит. Такое ощущение, что мне навешали сотню пощёчин. Больно, обидно, но дико справедливо.
— Вита! Вита! Ну стой ты! Куда собралась? — спрашивает Жанна Леонидовна, перехватывая меня у двери. — Что бы он ни говорил, ты не виновата, слышишь?! Нет твоей вины! Оступилась, ошиблась, с кем не бывает. Кирилл сам… сам принял решение помочь тебе.
— Я понимаю. Всё хорошо, — натянуто улыбаюсь в ответ. — Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу.
Мать Ани отпускает меня, я со всех ног бегу в сторону дома. Едва переступаю порог, стены начинают давить с неведомой силой. Мне сложно находиться здесь. Настолько, что задыхаться начинаю.
Повреждение внутренних
Господи, да я не работу его ненавидеть должна, а себя. Себя, и только.
Слёзы срываются из глаз, я забиваюсь в угол комнаты и обнимаю руками колени. Не знаю, сколько сижу так, но за окнами начинает темнеть. Кирилл давно должен был вернуться от матери, но его всё нет и нет. Если он у своей Тами, то это даже хорошо. Надеюсь, она и правда лучше меня. Любит его и ценит. И никогда так сильно не подведёт, как подвела его я в своё время.
Вытерев слёзы, встаю с пола и нахожу телефон. Вызываю такси, умываюсь. Голова раскалывается и гудит, там столько информации, столько домыслов и фантазий. Не могу так, не могу. Не здесь, не сегодня.
Машина приезжает быстро, я сажусь на заднее сиденье и диктую адрес квартиры. Водитель странно косится на меня в зеркало заднего вида, и только потом понимаю, что сижу и как дурочка что-то тихо шепчу себе под нос.
Звонок мобильного телефона врезается в уши. Я вздрагиваю, смотрю на дисплей. Кирилл. Он вернулся, а меня нет дома. Я просто не могу там находиться. Божечки, кажется, что если вернусь туда и посмотрю в его глаза, то просто сдурею от боли. Как у него вообще хватило сил и эмоций связаться со мной во второй раз? Помогать мне. Трахать. Хотеть, возить куда-то. Он тоже чокнутый, да?
«Сегодня я останусь у бабушки. Созвонимся завтра, ладно?» — пишу Самсонову.
В ответ приходит короткое «Окей». Вот и славно. Вот и хорошо…
Расплатившись по счётчику, несусь на пятый этаж. Лёгкие жжёт, когда я оказываюсь у двери и достаю ключи. В квартире темно, едва слышно работает телевизор. Я снимаю обувь, прохожу в гостиную и бросаюсь обнимать бабушку.
— Что? Ну что случилось, не молчи! — возмущается она.
— Ба, я такая дура… Такая дура, представляешь? Как он меня терпит? Как?
— Нормальная ты, Витка. Что придумываешь?
Она тянется к выключателю, но я прошу не зажигать свет. Бабуля садится на диван, я ложусь ей на колени, по телевизору показывают новости. Бабушка гладит мои волосы, перебирает их пальцами. Пахнет уютно и тепло. Она любит меня — я это чувствую. Сейчас я та самая любимая внучка, потому что больше всего в ней нуждаюсь.
— День нелёгким был, и вот приходит ночь, — начинает ласково петь бабуля.
Я умиротворённо прикрываю глаза. Кажется, больше не трясёт.
— Чтобы ему помочь
Набраться новых сил.
Ветерок дневной,
Свернувшийся в клубок,
Отдохнуть прилёг —
Мир полон тишиной.
Бабуля напевает колыбельную из моего детства. Я вспоминаю её и то прекрасное беззаботное время. Успокаиваюсь, не задыхаюсь. Дышу ровно и размеренно. Стены не давят, дома хорошо. Дома его нет. И шрамов его жутких, и криков нечеловеческих…
* — Колыбельная из кинофильма "Мама" (1976 г.).