Свои чужие
Шрифт:
Глава 30
Сигнал будильника заставляет меня вынырнуть из сна. Нахожу телефон под подушкой, выключаю его и делаю глубокий вдох. Пока спала, спали и моя совесть, и чувство вины, но стоило только открыть глаза, как придавило тяжёлым, неподъёмным грузом. Как жить, зная, что я создала любимому человеку столько проблем? Как забыть об этом? Как в глаза его смотреть? Как искупить свою вину и заставить заткнуться не на шутку разгулявшуюся совесть?
В
— Завтракать!
— Иду-иду.
Закрывшись в ванной комнате, встаю под душ. Как хорошо, что у меня есть бабушка. Временами чересчур ворчливая и приставучая, но тем не менее родная и понимающая. Я полвечера проплакала под её колыбельные, а потом каким-то чудом уснула. Бабуля накрыла меня пледом, положила под голову подушку. И рано утром проснулась, чтобы порадовать вкусным завтраком.
К сожалению, блинчики с абрикосовым вареньем совершенно не лезут в горло. Вот странно: желудок сводит от голода, но едва я пытаюсь жевать, как начинает мутить.
Бабуля уходит к себе в комнату, а я встаю из-за стола и подхожу к мусорному ведру. Жалко, но недоеденные блинчики отправляются именно туда. Наклоняюсь и… замечаю на дне ампулу для инъекций.
— Ба-а! Ничего не хочешь мне сказать? — громко выкрикиваю.
Препарат, насколько я знаю, применяется при сердечной недостаточности. Значит ли это?..
— Что? Что случилось? — волнуется бабуля.
— Опять с сердцем плохо? — спокойно задаю вопрос.
— Виточка…
— Правду только скажи.
— Разболелось немного сердце. Я попросила Ольгу, она сделала инъекцию.
— Одну?
— Нет. Это третья.
— Ага, значит, внучку-медсестру ты попросить не могла? — спрашиваю, чувствуя, как начинают гореть щёки.
— Я не хотела тебе мешать, — тяжело вздыхает бабуля.
— Да как бы ты помешала-то? Разве мне сложно? Я каждый день делаю от двадцати и больше инъекций пациентам. А тут родной человек…
Качнув головой, сажусь на стул. Бабуля тут же обнимает меня и успокаивает. Объясняет, что ничего критичного не случилось, а уколы всего лишь для профилактики. Беру с неё слово напрямую говорить о таких вещах именно мне. Не Ольге, не Зине. Только мне.
— Завтра запишу тебя на консультацию к кардиологу.
— Ещё чего! Никуда я не поеду! — возмущается бабуля.
— Это не обсуждается. Возьму тебя с собой на работу, потом посажу на такси. Поверь, обследование — это не страшно. Страшно, когда ты сама себе назначаешь лечение.
С горем пополам мы приходим к общему решению, после чего я бегу собираться на работу.
На автобусной остановке аншлаг, я с трудом вталкиваюсь в переполненную маршрутку, потому что понимаю: если буду ждать следующую — опоздаю. Впрочем, я и так опаздываю. Ровно на две минуты.
Забежав в отделение, спешу в сестринскую. Привожу себя в порядок, надеваю рабочую одежду и поправляю причёску. Едва выхожу
— А меня уже выписали! — произносит радостно. — Сказали, что всё хорошо.
— Больше не появляйтесь здесь, — отвечаю шутливо. — Лёгкой беременности!
— Спасибо, Вита! Рада была знакомству.
Рабочий день идёт по накатанной. В моменты сильной загруженности я увлекаюсь, но стоит остаться один на один с собой — в голову непременно лезут мысли о Кирилле. Не могу о нём не думать. Каждое воспоминание отдается ноющей болью в сердце. Мне настолько тяжело и горько, что совершенно не знаю, как с этим справиться.
Сегодня я не поеду в «Лесные поляны». Во-первых, потому что нужно уколоть бабулю, а во-вторых, потому что завтра нужно везти её в клинику. Будет неудобно добираться, если я всё же останусь в доме Самсонова. И в-третьих, если уж совсем честно, — не могу я его видеть. Сейчас не могу, сегодня! Мне нужен передых, нужно время. Осознать, переварить и выбрать подходящую тактику.
В обед мы с Катей запираемся в сестринской. Перекусываем, пьём чай. Её болтовня здорово отвлекает, но я то и дело смотрю на телефон. Не звонил ли Самсонов? Нет, не звонил. Сама наберу его после работы. Сяду где-нибудь в парке на скамейке и позвоню — попрошу прикрыть меня перед опекой, если вдруг кто-то явится в эти дни с проверкой жилищных условий. Господи, как сложно-то…
Стрелки часов показывают пять вечера. Мы с Катей переодеваемся в повседневную одежду, распускаем волосы, а затем игриво толкаемся у зеркала, подкрашивая губы блеском.
— Короче, ничего у меня не выйдет с соседом, — произносит подруга, когда мы выходим на улицу. — Я нашла новую жертву.
— Да ладно! Кого?
— Ох, поселился в нашем комплексе один солидный бизнесмен. Он, конечно, прилично старше, но такой секс, мамочки… Трусики насквозь промокают, когда он своим низким тягучим голосом говорит мне: «Здравствуй».
Я громко смеюсь. О личной жизни Кати можно написать собрание сочинений. В один том точно не войдёт. И каждый её роман настолько интересный, что я заслушиваюсь.
Мы выходим за территорию клиники, идём, взявшись за руки. Как вдруг меня окрикивают. Я замираю на месте и перестаю дышать. Поворачиваю голову, словно в замедленной съёмке. Не послышалось. Светлые густые волосы, вьющиеся на концах, озорные голубые глаза и улыбка с ямочками на щеках. Серёжа.
— Ты чего застыла? — спрашивает Катька и тянет меня в сторону метро.
— Ты иди… Мне тут… Поговорить нужно.
Она бросает недовольный взгляд на Серёжу, который уверенной походкой направляется в нашу сторону. Сердце ударяется о рёбра. Ещё и ещё. Как же не вовремя. Как же я всё это разгребу?