Свои продают дороже
Шрифт:
И болтун появился, едва Татьяна успела о нем подумать. Он шел по коридору и заранее улыбался ей: маленький, черный, кудрявый — боже мой, вылитый Пушкин! — в дорогой лайковой курточке.
— Девушка, вы кого-то ищете? Может, я чем смогу?
— Мне надо зама главного…
— Я и есть зам главного, арт-директор.
— Нет, мне нужен Сергей…
— А я самый что ни на есть Сергей!
Маленький Пушкин явно клеился. В прежние времена, когда Татьяне того хотелось, на ее миниатюрность и живость мужики положительно реагировали через одного, а мелкие мужчинки, так все повально.
Татьяна улыбнулась:
— Сергей? А я подумала, Александр Сергеевич!
— Сергей Львович Ветров, — польщенно засмеялся арт-директор. Знает, на кого похож.
— Сколько же вас тут, Сергеев?
— Да почти все, кто не Оли с Ирами. Случайно как-то подобралось, но мы говорим: такова традиция, — выдал редакционную тайну арт-директор и по принципу «заболтал — уже твоя» пошел молоть:
— Все блондины, все с пивным пузом. Один я не в масть! Они червонные короли, а я пиковый… — Арт-директор, похоже, сравнивая свои с Викиным мужем масштабы, оглядел себя от курточки до ножек в шикарных лаковых полуботинках и определил:
— Валет.
— А пиковый валет на картах — обман, — не без кокетства сообщила Татьяна.
— Да как вы могли обо мне такое подумать! Я кристально честен и чист душой! Взгляните! Прошу! — И Ветров широким жестом распахнул перед Татьяной дверь.
Татьяна вошла и попала в мастерскую художника.
Стены от пола до потолка были увешаны графическими картинками, карикатурами и макетами газет, где вручную наклеенные заголовки изображали только шрифт, а смысл их был неважен: «Главный таможенник стра», «Большой опять», «Бесплатный сы».
— У вас очень красиво, — искренне сказала Татьяна.
Ветров расцвел, как дитя.
— Правда? Вам нравится.., м-м-м?..
— Таня.
— «Итак, она звалась Татьяна», — пропел Ветров, лукаво стрельнув своими огромными телячьими глазами. — И кем же работает наша Татьяна? Дома на пяльцах вышивает?
— Я писателя Кадышева лит… — еще не хватало перед художником опровинциалиться, — ..литсекретарь!
— Ах, конечно, Кадышев! Морской Змей! Так вы, значит, муза, вдохновительница?
— Я помощница!
— Помощница! Хотите кофе?
— Нет, — мотнула головой Татьяна.
— О, мой бог! Какая экспрессия! Тряхните так волосами еще раз, тряхните! Я должен нарисовать ваш портрет. — И, схватив листок ватмана, Ветров забегал по нему черной гелевой ручкой.
У Татьяны сладко заныло в груди. Министр ей руку целовал. Сережки с бриллиантиками Змей дарил. Но портрет не рисовали еще никогда!
— Что вы, зачем?!
— Говорите-говорите. Взгляните на меня. Ох; глаза!
Из-под Татьяниной куртки преступно выполз краешек ворованной фотокарточки. Так забудешь, зачем и пришла. Разглядывая картинки на стенах, она увидела над головой у Ветрова: «Список телефонов сотрудников редакции» — крупно, жирно, и сами телефоны, рабочие и домашние, только мелко. Вот сейчас и надо бы просто взять и списать себе в книжку телефон Сергея Левашова…
Ветров закончил рисунок, показал Татьяне.
— Да-да, — невнимательно сказала она, привставая и всматриваясь в список.
— Хорошо, да ведь хорошо же! — похвалил сам себя художник. — Подарю вам. Только сначала отксерю, — и вышел с портретом.
Татьяна кинулась к списку, стала судорожно запоминать: 1, 9, 6… Трудный номер. Схватила со стола фломастер, не глядя записала номер на ладони и, сжав кулак, как будто уносила ворованное, пулей понеслась по коридору мимо левашовского кабинета, мимо вахтерши — вон из редакции.
Гудя и каркая, в окруженной сеткой шахте полз старый лифт. Татьяна пешком спустилась на один этаж, села на подоконник и начала перетряхивать сумочку. Записная книжка нашлась сразу, а ручка куда-то запропастилась. Номер нужно было переписать сейчас же: она уже начала сомневаться в своей торопливой мазне на ладони: то ли 37, то ли 91… A у Ветрова была и ручка, и бумаги пуды. Зачем сорвалась, от кого убегала?.. Татьяна поняла, что ей ужасно не хотелось бы встретиться с Викиным Сергеем. Она чувствовала себя преступницей, вот в чем дело! Легкий отворот, конечно, не черный, но…
Наверху хлопнула дверь, и унылым голосом аукнулся маленький Пушкин:
— Таня! Татьяна!
— Кого потерял, Львович? — Это Викин толстый муж — легок на помине — с грохотом вышел из лифта.
Тросы в лифтовой шахте так и заходили ходуном.
— Ах, Михалыч, как не быть в печали? От меня только что упорхнула муза! Такая девушка! Сильфида!
Редакционные Сергеи, видно, называли друг друга по отчеству, чтобы не путать.
Последовало непонятное для Татьяны молчание — и голос Викиного Сергея:
— Да это же Татьяна! Отличный портрет, Львович!
— Ты ее знаешь! — голосом трагичным и радостным отметил Ветров. — И ты меня поймешь! Пойдем ко мне, Михалыч, выпьем!
А сильфида переписала телефон в книжку огрызком карандаша для бровей, вышла из здания редакции, продралась через толпу митингующих пенсионеров и, выбрав из горсти мелочи телефонный жетончик, стала искать будку.
Это был, девочки, только один день в ее многотрудном восхождении на ту гору, с которой она скатилась непонятно по какому велению судьбы. И день еще не кончился.
КТО-ТО КОЕ-ГДЕ У НАС ПОРОЙ
Для ведения активной важной игры требуются свои люди в ставке противника.
Свои люди могут быть как внедрены (возможно, после предварительной вербовки) в нужную группу, так и завербованы из ее членов.
Ресторанчик «Последний дюйм» на тридцать втором километре Краснохолмского шоссе пользовался репутацией самого спокойного заведения в округе. Обилие иномарок на стоянке указывало на то, что это и недешевое заведение, поэтому шоферы-дальнобойщики и садовоогородная братия на «Москвичах» и «Жигулях» проскакивали мимо «Последнего дюйма», не останавливаясь.