Сволочь ты, Дронов!
Шрифт:
Отношения между Загоруйко и Алькой изначально сложились сугубо деловые. В смысле, он — хозяин во всех отношениях, Алька — во всех же отношениях подчиненная. Единственное, чем или кем не была для него Алька — это любовницей. Вернее, она не была ею до поры до времени.
Пока Алька не стала пусть не звездой, но человеком довольно известным, уже не Алькой, а Альбиной Рябининой, она оставалась для Загоруйко сугубо подопечной. Периодически в его доме появлялись любовницы — иной раз разовые, иной — 'долгоиграющие', которые даже не видели в Альке соперницы. Точно так же не воспринимала их соперницами сама Алька. Загоруйко — наставник, продюсер, чуть позже — друг, но с какой
Долго, очень долго болела Алька Дроновым. Уже приобрела известность не только в узких музыкальных кругах, но даже на российских просторах имя Рябининой уже кое-чего да значило, а Алька все никак не могла избавиться от навязчивых воспоминаний. Ах, как тяжки, как болезненны были они!
Появились первые поклонники Алькиного искусства, а возлюбленных на горизонте все не наблюдалось. И вовсе не потому, что Алька чем-то там была нехороша. Просто вокруг нее все были недостаточно хороши, чтобы затмить собою воспоминания о Дронове.
Зато отношения с Загоруйко постепенно становились все более откровенными. Еще не любовными, но Алька уже воспринимала его, как самого близкого человека, единственного в нынешнем ее окружении, кому она могла доверять. И, несмотря на то, что к тому времени Алька уже самостоятельно снимала небольшую квартирку на окраине Москвы, она частенько то ли по привычке, то ли по какой надуманной причине оставалась ночевать у Загоруйко. Правда, пока еще все в той же самой маленькой комнатке.
И точно так же Загоруйко постепенно проникался к Альке несколько иными чувствами. Собственно говоря, до Альки он сам в шоу-бизнесе был скорее новичком, нежели профессионалом. Было несколько проектов, не увенчавшихся особым успехом — так, вырастил пару-тройку 'бабочек-однодневок', а вот настоящее признание пришло к нему одновременно с Алькиной известностью. Можно сказать, что широкой публике фамилии 'Рябинина' и 'Загоруйко' стали известны одновременно. В этом свете естественно, что и сам Загоруйко не мог не испытывать к Альке определенной благодарности. А может, и любви? Настоящей, нет ли — кто знает? Его чувство к Альке, наверное, было сродни чувству Пигмалиона к Галатее.
Свадьбу отгуляли шумно, можно сказать, на всю Россию-матушку. Ни одна желтая или хотя бы чуточку желтоватая газетенка не пропустила сие событие: свадьбе Рябининой и Загоруйко были посвящены целые развороты с кучей фотографий, где очаровательная невеста выглядела вполне счастливой рядом с чуть полноватым и чуть лысоватым мужичком-боровичком.
Была ли Алька на самом деле счастлива? Она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Может, да, может нет. По крайней мере, после замужества Алька почувствовала умиротворенность. Она ощущала себя улиткой, потерявшей собственный домик, и вновь обретшей его после долгих поисков.
Загоруйко был старше Альки на восемнадцать лет. Дважды до нее имел опыт семейной жизни, причем оба раза — довольно кратковременный, а потому не воспринимавшийся им самим всерьез. Алька тоже не комплексовала оттого, что она у него не первая жена. Для нее главным было то, что ни в одном случае она не стала катализатором развода, не уводила мужика из семьи. А уж чем они не ужились — этот вопрос волновал ее меньше всего.
Гораздо больше для нее самой значил тот комфорт, которым окружил ее Загоруйко. Причем в данном случае имеется в виду комфорт не материальный или физический, хотя и этого теперь в Алькиной жизни хватало с лихвой. Больше всего на свете Алька ценила комфорт душевный. И именно Загоруйко обеспечил ей этот комфорт.
Даже теперь, спустя годы, в некоторой степени Алька все еще оставалась ребенком. Детство,
Вне работы, то есть музыки, решение всех проблем, в том числе бытовых, брал на себя Загоруйко. Он окружил Альку такой заботой, которую ранее она если и видела, так только от Дронова. Но… Дронов был чужой, Дронова ей приходилось ежедневно воровать у семьи. Загоруйко — свой и только свой. Алька имела полное право на его заботу и опеку, она ведь не отнимала его ни у жен, ни у детей.
А еще… пожалуй, более всего остального Загоруйко был ей дорог в качестве отца. Если и в Дронове Алька пыталась найти отца, то лишь во вторую, а то и в третью очередь. Потому что прежде всего Дронов был для Альки настоящим мужчиной. В случае с Загоруйко все было с точностью до наоборот: в первую очередь он был для Альки отцом, во вторую — продюсером, в третью — другом, и, пожалуй, только в четвертую — мужчиной.
С матерью Алька общалась, в основном, по телефону. Сначала времени и денег на поездки не хватало — хотелось ведь появиться эффектно, красиво, чтобы все, и в первую очередь Дронов, поняли, как она здорово устроилась в Москве. Впрочем, это она сама себя уговаривала, что не едет в Н-ск именно по этой причине. На самом деле главной причиной был страх встретиться с Дроновым. И еще больший страх — съездить домой, но так и не увидеться с ним. Что хуже? Увидеть — значит, поставить под угрозу срыва не только мечты о сцене, но и — главное — подвергнуться риску вновь попасть под его влияние, а значит, забыть о порядочности и окончательно забрать отца у детей, мужа у жены. Не увидеть — разочароваться до конца дней.
Анастасия же Григорьевна нечасто баловала Альку визитами. А после замужества дочери и вовсе приехала лишь однажды. Спешила рассказать, надеялась, что еще все можно изменить…
— Эх, мать, вот и все, — разочаровано произнес Дронов, бросая на старенький кухонный столик глянцевый журнал. С обложки на Анастасию Григорьевну смотрела красивая до неприличия улыбающаяся Алька в белой пене свадебного наряда.
— Вот теперь уже точно ничего не исправить, — добавил Дронов, нежно проводя рукой по обложке. — Финита.
Анастасия Григорьевна заохала, закряхтела, изо всех сил пытаясь скрыть удовольствие. Что ни говори, а приятно увидеть собственную дочь на обложке модного журнала.
— Да, Володенька, опоздал ты, сынок. И чего раньше не поехал? Надо же было забрать ее. Что ж ты сплоховал-то так? Ведь столько времени прошло, столько лет. Чего уж теперь-то удивляться? Она-то, поди, ждала, что ты за ней приедешь.
— Ничего она не ждала, — сказал, как отрезал Дронов. — Прекрасно знала, что я унижаться не стану. Просил ведь ее — подожди пару лет, вместе поедем. Так нет же…