Сволочи
Шрифт:
Тренер рассовывает по карманам документы, фотографии. Группа пацанов, особенно Котька-художник, ржут в голос — видят, что спектакль еще не окончен.
Тяпа осторожно оглядывается по сторонам — не смотрит ли кто-нибудь из взрослых — и тихо говорит:
— Эй, Жорик... Волыну-то забери. Тебя ж без пушки никто бояться не будет.
И протягивает тренеру его же пистолет.
Тренер в ужасе хватается за расстегнутую кобуру, вырывает пистолет из Тяпиной худенькой ручонки, потрясенно
— Ну, сволочи!..
...Потом Котьку-художника и Тяпу вместе с их группой два немца и переводчик обучают сверлению шурфов в скальной породе. Переводчик синхронно переводит слова двух немцев:
— Хочешь обрушить двухсотграммовой шашечкой тола карнизик тонн на триста — сверли вот под таким углом...
Немец показывает, под каким углом нужно сверлить шурф. Костя просверлил первым. Взмок от усталости, шапка в кармане, стаскивает с себя ветровку...
Немец ему что-то говорит, переводчик повторяет по-русски:
— Возьми другой коловорот и расширь отверстие.
— И так полезет, — отмахивается Костя и палкой начинает заталкивать в отверстие цилиндрическую толовую шашку.
Немец сердито отбрасывает Костю от шурфа. .
— Ах ты фашистяра сраная! Фриц недобитый!.. — огрызается Костя и замахивается палкой на немца.
Переводчик вырывает у него палку, орет:
— Заткни пасть, сукин сын! Хорошо, что это муляж, а не настоящая толовая шашка! Где бы ты был, художник гребаный?!
— Кот! Я и не думал, что ты такой тупарь!.. — удивляется Тяпа.
Костя понимает: не прав. С интересом спрашивает:
— А что, она может и без взрывателя ебнуть?
— А ты как думал?! Еще как еб... — Но тут переводчик спохватывается: — У тебя других слов, кроме матерных, нету?!
— Они все равно по-русски ни хера не тянут, — говорит Костя.
— А меня уже стесняться не надо?
— А чего мне тебя стесняться?
— Не тебя, а вас! — разозлился переводчик. — Я тебе кто — сват, брат?!
— А хрен тебя знает — кто ты... — отвечает ему Костя.
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР В ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЕ
Темнота непроглядная...
Освещен только штабной домик. Да еще в одной палатке, в отделении, где живет воспитатель группы, теплится слабый свет от аккумулятора...
...В этой палатке, из своего воспитательского закутка, тренер Жора заглядывает в общее отделение, где в спальных мешках спят десять пацанов его группы.
Вглядывается, вслушивается, брезгливо сплевывает и начинает раздеваться, чтобы тоже улечься.
Но поднимается полог закутка, и появляется седая голова бронзово-загорелого кладовщика Павла Петровича.
— Жорка, — тихо говорит
— Что стряслось, дядя Паша?
— Маленькая летучка для дальнейших размышлений...
ШТАБНОЙ ДОМИК ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ
Небольшая комнатка забита усталым народом — тренерами, инструкторами, хозяйственниками...
Сам Вишневецкий сидит на собственной койке.
Над койкой довоенная фотография: он, жена и маленький мальчик стоят в теплой воде Черного моря и хохочут. Солнце, брызги, вдали белый теплоход...
— Все? — Вишневецкий посмотрел на старого кладовщика.
— Так точно.
Вишневецкий помолчал, посмотрел в изнуренные, усталые лица, простенько спросил:
— Ну как?
Все молча и тяжело вздохнули.
— А я и не обещал вам легкой жизни, — сказал Вишневецкий.
Тренер по рукопашному бою проворчал:
— Общую физическую укреплять им надо. Почти все — доходяги какие-то... За редким исключением.
— Так не из санаториев брали. С камерной баланды не нажируешь. Я вчера выбил особое разрешение Главка — нам утвердили усиленную пятую летную норму, как истребителям! Отожрутся, — сказал Вишневецкий.
— Если успеют, — заметил кто-то.
— Доктор! Жидкость против «формы двадцать» получили?
— Как у нас все любят засекречивать! — всплеснул руками доктор. — Как вшивость, так сразу же «форма двадцать»! Интересно, под каким номером, к примеру, триппер зашифровать?.. Получили мы эту дрянь, Антон Вячеславович, получили. Мажем. И утром мажем, и вечером. Хотя, по мне — остричь бы всех наголо, и все!
— Они должны выглядеть как обычные мальчишки, а не как солдаты первого года службы, доктор! Так что извольте их мазать, а через неделю доложите, что ни вшей, ни гнид у них нету. Ясно?
— Так точно, Антон Вячеславович! — Доктор явно сник.
— Что еще? Есть какие-нибудь особые наблюдения?
Поднялся воспитатель и тренер Жора. Георгий Николаевич.
— Разрешите, Андрей Вячеславович?
— Что у вас?
Жора стыдливо помялся, с трудом выговорил:
— Дрочут, Андрей Вячеславович!.. Виноват. В смысле — онанизьм чуть ли не поголовный...
— И мои тоже! — подхватил второй воспитатель.
— Точно! — подтвердил воспитатель третьей группы. — Ночью, не поверите, палатка так ходуном и ходит!
Все рассмеялись. Кроме полковника Вишневецкого и двух немцев. Переводчик тихо переводил им, а немцы серьезно качали головами.
— Фактов мужеложества не наблюдали? — спросил Вишневецкий.
— Никак нет, — ответили воспитатели.