Сволочи
Шрифт:
Вишневецкий посмотрел на немцев и переводчика, спросил:
— Успеваете переводить?
— Так точно.
— Если не будете успевать, останавливайте меня. Я повторю.
— Вопрос, Антон Вячеславович! — поднял руку кто-то.
— Слушаю вас.
— Зачем же детей в это втравливать? Какие бы они ни были...
— Выводы наших наркоматских психологов: в четырнадцать, пятнадцать лет в подростковом организме наступает период бурного полового созревания. В этот период подросток всегда ошибочно преувеличивает свои возможности. И это лишает его ощущения опасности. Что
— Есть вопросик... — лениво произнес инструктор-горнолыжник. — А вот те двадцать процентов усушки и утруски, что прогнозируют наши теоретики, — обмороженные, раненые... Те, кто все-таки останется в живых, их куда? Лечить, отчислять?..
Вишневецкий помолчал, подумал и решился ответить:
— Таких приказано спускать из лагеря «вниз». Там, насколько я знаю, их будут ликвидировать как носителей совершенно секретной информации.
Наступила тягостная пауза. Слышно было только невнятное бормотание переводчика к склонившимся к нему двум немцам.
Наконец тренер по рукопашному бою решился спросить:
— Значит, это может произойти и с любым из нас?..
Тринадцать пар глаз вонзились в полковника Вишневецкого.
— Не думаю, — неуверенно проговорил Вишневецкий. — Мы все-таки сотрудники системы, и я надеюсь, что к нам будут предъявлены иные меры ответственности. Впрочем, могу это уточнить...
— Да, уж сделай милость, Антон. Уточни, — сказал седой кряжистый кладовщик.
— Для тебя, Паша, узнаю персонально, — ухмыльнулся Вишневецкий. — Шлепнут нас всех потом или дадут дожить до конца войны.
Все попытались рассмеяться.
Кроме немцев-взрывников. То ли юмора не хватило, то ли перевод был неточным, немцы все поняли как надо — впрямую.
— Нас кто-нибудь блокирует снизу? — раздался вопрос.
Вишневецкий обрадовался смене темы:
— На четыреста метров ниже, на базе бывшего Горельника, как по нашей стороне, так и со стороны ущелья Чимбулак, все подходы к нашей школе перекрыты специальным батальоном охраны, не имеющим ни малейшего представления об охраняемом объекте. Кстати, доктор! Там отличная санчасть с очень симпатичной докторицей — капитаном медслужбы...
— Ну, это же все меняет! — восхитился доктор. — А то взялись нас запугивать!..
Вот теперь все действительно развеселились. Вишневецкий тоже улыбнулся.
— Да!.. Чуть было не забыл... Никаких званий, фамилий! Только имена-отчества. Это требование Главка. А контингент — лучше всего по кличкам. Они, слава Богу, есть у каждого в его уголовном деле. Ознакомьтесь. Послезавтра начинает прибывать наша «клиентура». Получите личное оружие и готовьтесь
УЗКАЯ КАМЕНИСТАЯ ДОРОГА В ГОРАХ... РАННЕЕ УТРО
По узенькой каменистой горной дороге, натужно ревя двигателем, ползет вверх ЗИС-5 с белым фургоном, по бортам которого написано: «Казплодовощторг».
Именно этот фургон мы уже видели у здания Казахского НКВД.
На особо крутых участках овощной фургон переходит на совсем нижнюю передачу, двигатель разражается воем и фургон продолжает свое неумолимое движение наверх...
В кабине гражданские водитель и пассажир. Только у пассажира в ногах лежит автомат. Не с круглым диском, а с новомодным рожком.
ВНУТРИ ОВОЩНОГО ФУРГОНА...
...а изнутри белый фургон «Казплодовощторга» — нормальный, черный, без единого окошечка, глухой тюремный «воронок» для перевозки заключенных. И «обезьянник» для них — самый что ни есть тюряжный, с выгороженным отделением для конвоя.
Два вооруженных конвоира — сопровождающие. Но не в форме, а в штатском.
Кроме Котьки-художника и Тяпы, в «обезьяннике» еще несколько пацанов. Все они отгорожены от конвоя железной решеткой с дверью.
Тускло горит в «обезьяннике» двенадцативольтовая лампочка. Плафончик заармирован толстой решеткой, как и положено в «воронках».
Тощий пацан в наколках забился в угол — втихаря «смолит косуху». То есть курит «козью ножку», в которой табак смешан с анашой. С планом...
Конвойный потянул носом, учуял характерный запах плана, увидел пацана с косухой, негромко приказал:
— Ну-ка погаси немедленно!
Перекурившийся пацан поднимает, соловые глаза, еле ворочая языком, говорит сопровождающему:
— Начальник херов... Чего хлебало раззявил?.. В рот тебе ишачий болт по самые яйцы... Мы теперь свободные люди! Комсомольцы, блядь... Понял?..
Один из конвоиров передает своему напарнику портфель с сопроводительными документами и молча отпирает решетчатую дверь «обезьянника».
Входит, покачиваясь на рифленом полу ползущего вверх фургона, поднимает с металлической скамейки перекурившегося пацана за шиворот и резко, отточенным движением ударяет его кулаком в живот.
Пацан мгновенно скрючивается, глаза у него выкатываются, широко открытый рот судорожно пытается глотнуть воздух...
Он падает на скамейку, затем соскальзывает на железный пол «воронка» и разражается неудержимой рвотой с кровью...
Сопровождающий затаптывает еще дымящуюся косуху, входит в конвойное отделение, запирает за собой решетчатую дверь и спокойно говорит:
— Тут тебе не милиция, комсомолец.
УЗКАЯ КАМЕНИСТАЯ ГОРНАЯ ДОРОГА. ОЧЕНЬ ЯРКОЕ СОЛНЦЕ...
...Все круче и круче подъем...
С одного борта над фургоном нависают острые, жутковатые скалы, с другой стороны чуть ли не под колесами — гибельная пропасть без конца и краю...