Своя радуга
Шрифт:
…Первелись суворовские-чудо богатыри. Я с этим блестящим гвардеонцем-измайловцем общаюсь, и он мне, представьте, жалуется. Потери мол после первых атак страшные, а в пополнение присылают обычный пехотный "горох". Горохом они у себя в гвардии обычных солдат называют. А кто виноват, что горох? Да при чем здесь политика, я ей сам не интересуюсь. Но если народ в деревнях так измельчал. Вы же понимаете, что это голод? Постоянное недоедание и голод…
…На мой резон,
…Ну ясно стало, наводит кто-то огонь на нас, из самого города. Стали искать. Там казалось, что это главный городской жид все австриякам передавал! был у него в городе агент, встречались они на главной площади. Так без всяких записок мерзавцы этакие обходились. Жид-то свои пейсы по-особому закручивал, а австрияк с его пейсов все читал, по азбуке морзе…
…Чтож так больно-то мне, думаю!.. Я конечно блох видал, но чтоб таких. Хобот как у слона из зоопарка!…
…Так я и увидел царя, вот прямо как тебя. Он у нас смотр принимал. Ну какой?.. Знаешь, будто бы рассеянный. Мы стоим, грудь колесом. А он – и не понять, то ли доволен, нами, то ли нет. Потом, когда он уехал, командир наш от его имени нас благодарил…
…Уж одно это название "воинская повинность". А в чем это мы повинны, чтоб нас на убой гнать?..
…Нам подполковник все говорил, – берегите патроны, берегите патроны. А австрияки по нам все садят и садят. А наши-то патроны где? Не к австриякам-ли их по свойской цене продали?..
…Той же ночью, пока не рацвело, пулемет от греха отвели, на его месте воткнули макет, а в лощинке рядом укрыли сильную охотницкую команду. Естественно, противник сооблазнился как Ева на плод, и атаковал одинокий, как ему представлялось, пулемет. Но здесь уж наши охотнички задали им такого перцу!… Гоняли как вшивых по бане! Да еще и их командира взяли в плен.
…Если пойдет сейчас дождь, так уж о самых морозов мочить беспрерывно будет. А у меня нога все мозжит, и мозжит. Лучше бы, знаешь, уж остро болела, чем так…
…Напрыгнул на меня немчин. Я его винтовкой кольнул. А он хоть бы хны, что пузом как медведь на рогатине. Вопит, машет лопаткой, воздух рубит. Я уж винтовку из последних сил держу. Хорошо Васька подбежал, отоварил его прикладом…
…На то я и солдат, чтоб ружьем трещать! Так ты мне патронов дай!..
…Я пользу пачечного огня современных винтовок
…Не боюсь я убитым быть. А вот остаться калекой, это знаешь брат, дрожь берет…
…Влезли под половицу в синагоге. Ну и конечно! Там у жидовского рабина искровой телеграф, и две склянки холерной микробы, чтоб в колодцы заспыпать…
…И все равно, начало компании удачное. Если возьмем Перемышль, так через три месяца уже будем в Вене…
..Так вы мне поведайте, ротмистр, какой же наверху в штабе план этой кампании? Ладно, нам по чину знать не положено. Но иногда у меня такое ощущение, что и выше этого не знают. Наш корпус гонят вперед так, будто обеспечивать фланги вообще не надо…
…Вот тогда я и почувствовал, что все, смерть моя пришла. Хорошо если потом найдут, и по смертному жетону опознают…
…Что меня в этом госпитале пугает, так это количество зауряд-фельдшеров. Эти-то нас налечат…
Так Петр дошел уже почти до окраины, когда перед ним разыгрался грандиозный скандал. У одного из навесов топтался старший унтер, два солдата, и румяный, похожий на херувима молодой подпоручик; все с факельными снарядами – эмблемой артпарка – на погонах. Здесь же рядом ошивались два дюжих санитара.
– Отдай, я тебя добром прошу! – Уперев руки в боки, и глядя под навес, краснел лицом унтер.
– Не отдам! – Огрызнулся отчаянный голос из под навеса. – Никак это не можно, господин старший унтер-офицер!
– Ты понимаешь, что кончишь судебным разбирательством? Отдай винтовку! Дурень, тебе после излечения другую выдадут.
– Какую другую? – Гукнули из под навеса. – Моя-то под меня пристреляна. Это, господин унтер-офицер, только из дупы без пристрелки класть можно.
– Да ты как с офицером разговариваешь?!
– Виноват! Но только винтовку-то никак не можно…
– Ну все, – фыркнул унтер – допек ты меня! Ну-ка отнимите у него ружье ребята!
Двое солдат полезли под навес, но один тотчас выкатился оттуда кубарем, в второй чуть погодя – с матюгами, сжимая кисть правой руки.
– Кусается, пес этакой! – Пожаловался он унтеру. До крови прогрыз!
– А ты чего? – Гаркнул унтер. – Дай ему хорошего леща!
– Так ведь он раненный…
– Какой он раненный, раз кусается?! Смутьян он! Бунтарь!
Петр приблизился и обратился к подпоручику, который стоял с растерянным недоумением на лице.
<