Своя радуга
Шрифт:
– Я буду на другой стороне дороги. Если… – Он замялся. – Ну, в общем… если меня убьют, то вы примете командование на себя. Я Васильчикова предупредил.
– В нашей диспозиции и плане боя нет ничего такого, с чем не справился бы сам ваш Васильчиков. – Пожал плечами Петр. – Ну, впрочем, приму.
– И вот тут у меня еще письмо… – Похлопал себя по нагрудному карману мундира Медлявский. – Личное, понимаете?..
– Если останусь жив, обязательно прочту его, под шампанское с веселыми друзьями. – Пообещал Петр.
– Нет! – Округлил глаза подпорутчик. – Это…
– Да успокойтесь,
– Помню. Я просто на всякий случай. Не думайте, что я боюсь.
– Не думаю. Хотя я сам вот, например, боюсь. – Не кривя душой признался Петр. – Но мне можно, потому что я здесь не командир. А вам нельзя. На вас смотрят подчиненные. Командир должен внушать им уверенность бравым видом, и поражать противника гласом и указующим перстом. Так что идите, и внушайте. На самом деле вы держитесь молодцом. Сейчас займите облюбованное место, чтобы не выдать раньше времени нашу позицию. Да… Вы уже сказали солдатам, как они должны действовать при виде противника?
– Еще нет.
– Сообщите нам со своего места, только не громко. Пусть приказы теперь передаются тихо, по цепочке. Кто первый заметит противника, тот пусть передаст, тоже по цепочке вправо и влево. Огня без команды не открывать.
– Да…
– Ну, идите. Мы еще успеем поговорить после боя.
Медлявский поднялся, тщательно стер темно-зеленой штанины приставшую к колену грязь, и придерживая фуражку покрался к дороге. Петр лежал, рассеянно наблюдая за местностью. Через некоторое время сосед слева с маленьким пистолетиком тихим голосом передал ему, что приказ – себя не выдавать, о появлении противника тихо предупреждать соседей, а огня без команды не открывать. Петр кивнул, и исправно перетарабанил это самокатчику с карабином. Опять потянулось время, шинель на осенней земле намокла и отдавала сыростью в колени и локти.
"Знал бы что будет время, ветвей бы подстелил", – подосадовал Петр.
Он в очередной раз хотел поглядеть на часы, когда до его ушей вдруг дошел слабый, едва различимы очень глухой гул. Петр завертел головой, пытаясь выхватить звук. Гул все нарастал, приближаясь. Знакомый шум, – где-то перед ними двигалась "многоножка" пехоты в походном строю. Звук сотен ног, поднимающихся и одновременно ударяющих о землю. Петр повернулся к соседям, – они то же слышали.
Сосед слева передал, – себя не выдавать, ждать появления, стрелять только по команде. Петр передал вправо, и продолжал смотреть извилистую лесную дорогу. Гул приближался, и глаз непроизвольно ждал, что сейчас из-за поворота – будто змея – появится голова походной колонны. И фигурки людей увесисто и неторопливо ступавших по дороге действительно
"Головной дозор" – Подумал Петр.
– Куки, – с каким-то злым удовлетоврение протянул самокатчик справа.
Петр глянул на него, и мелькнувшей походя мыслью отметил, что самокатчик-то по-видимому отнюдь не новичок. И вот это словечко "куки", – так называли армию двуединой монархии только фронтовые русские офицеры и нахватавшиеся от них солдаты-фонтовики, по её самоназванию – Кайзерлихе унд Кунюглихе Арми, – Цезарьская и Королевская армия; – или сокращенно "КуК-арми"… И то как спокойно и сноровисто прижался самокатчик к своему карабину. Нет, не новичок… А перед унтером за свой карабин дурачка разыгрывал…
"Головной дозор, – снова подумал Петр. Но уже слышна и "многоножка" большого тела. Они идут с сильно сокращенной дистанцией между основной колонной и охранением, возможно упрощенным порядком. В лесу они боятся растягивать и дробить походный строй. Что в поле зашита, – в лесу смерть. Да, ни одному офицеру не улыбается повторить классическую ошибку Квинтилия Вара. Растянувший колонны в лесу теряет и легионы и голову…".
Слева, лежавший за раненным с дамским пистолетиком, солдат, отложил свою винтовку, лихорадочно прошкрябал по пуговицам воротника косоворотки, выцарапал из-под него образок, и застыл, горячо припав к нему губами.
Головной дозор двигался по дороге. Изменчивого голубовато-серого цвета мундиры, и кепи-"крышки". Австрияки, конечно. Сколько же их идет позади? Это батальонная колонна? Головная часть полка? Они подходили все ближе, а за ними в нескольких сотнях метров позади на повороте уже высовывала голову людская 'змея'.
Слева "солдтаский телеграф" принес приказ: подпустить головную группу поближе, целить в неё, ждать команды! Петр передал… Ах, как бы мы могли их раскатать! Суда бы станковый пулемет. Хоть один! Только один! Или в таком лесу даже лучше было б несколько датских ружей-пулеметов, которые были на вооружении конной гвардии. С ними можно было бы переносить огонь сноровистей… Как можно было бы прочесать в глубину этот вылезающий из-за поворота густой строй!.. Только дать ему выйти… Мечта пулеметчика.
И нет пулемета.
Петр со злостью взглянул на свой кольт. Впрочем, бессмысленные сожаления. Он перенес взгляд на головной австрийский дозор, поудобнее положил пистолет, и большим пальцем взвел сухо щелкнувший курок. Сероватые мундиры расплывались в тонких прицельных приспособлениях. Он реально представлял себе возможности своего оружия. Наметанный глаз мерил дистанцию. Нет, и до этих еще далеко… Пистолетный патрон имеет слишком крутую траекторию. Сейчас целься в голову, хорошо если попадешь в ноги… Возможно ему стоило раскошелится на маузеровский пистолет-карабин в колодке, который так настойчиво когда-то рекомендовал ему продавец. Но опять же, бессмысленные сожаления.