Свойство памяти
Шрифт:
Вдруг над всем этим, словно с неба, послышался голос:
– Молодежь! Все боеспособные мужчины! Стройтесь в колонны!
Она не верила своим ушам… Словно на машине времени попала в другой октябрь – семнадцатого года. Выстрелы, доносившиеся со стороны Белого дома, гарь и пыль, заставили ее припустить что есть мочи…
В квартире полковника в холодильнике завалялась пара сосисок, а в шкафчике на кухне – остатки крупы, рассыпной чай в жестяной коробке. В серванте она обнаружила несколько заныканных хозяином сигарет «Ява» в мягкой пачке.
Болезненному оперу удалось дозвониться
Самоваровой почему-то подумалось, что ответивший, видно, заскочил в квартиру опера прямо с митинга на Октябрьской площади, чтобы попить воды или сходить в туалет.
Или же…или же этот разговор ей позже приснился?
О том, что происходило в последующие полтора дня, вернувшись в родной Ленинград и упав в спасительные объятия Сергея, Варя предпочитала не вспоминать.
И о чем вспоминать? Зачем?..
Силовые действия нелегитимного президента увенчались успехом, – впрочем, его поддержали практически все СМИ и телевидение.
Впоследствии историки будут по-разному трактовать события октября.
И событий Октября, что вскипел за семьдесят шесть лет до этого в ее родном городе – тоже.
Зимний, оказывается, никто, кроме кучки мальчишек и женского батальона, не охранял. Большевики, оказывается, взяли власть практически без боя.
Но тех, кто помнил все наверняка, уже не было в живых, а в их противоречивых мемуарах оставались белые пятна.
Варе же, напуганному наблюдателю событий октября девяносто третьего, оставалось лишь заглушить в себе ненужное воспоминание, обрубить его как канат, чтобы идти дальше по своей непростой, но понятной дороге.
Заглушив пережитое на нижнем слое сознания, она о нем позабыла. Помогла всегда стоящая на страже разумного психика и… водка.
В тот поздний вечер, когда не на шутку всполошенный событиями Сергей встретил ее на вокзале, они поехали в пустующую квартиру холостого знакомого и в первый и последний раз в их общей истории крепко напились.
А наутро Сергей хмуро, слишком хмуро молчал.
Наверное, вынося мусор на улицу, успел позвонить не только дежурному в отделение, но и жене. Прежде чем заставить Варю встать и одеться, он успел принять душ, прибраться и вымыть посуду, а потом тщательно осмотреть квартиру – менты следов не оставляют. Затем отправил любовницу на такси к матери, где находилась в те дни маленькая Анюта.
Только вот Варя напрочь забыла: рассказала ли она ему про всё, что с ней ещё приключилось, сказала ли полуправду или же ей это просто приснилось? Привиделись утробные безудержные рыдания, пустые и злые, подернутые водочной мутью глаза не любовника – а просто чужого мужа…
Теперь же новый неспокойный октябрь привел ее в столицу, откуда ей необходимо взять след, идущий назад, к предкам и… куда-то еще. Пробежав то, что было милостиво выделено ей свыше на карьеру, Никитина и семью, она возвращалась туда, где, без сомнения, уже не раз бывала когда-то.
Там была смерть и была невыносимая, напрасная жестокость.
Но также была любовь. Там она проживала свои
Расположившись в крошечном уютном гостиничном номере, Самоварова вышла с Лаврентием на короткую прогулку. В кафе, после пережитого в поезде, идти окончательно расхотелось, а вожделенный еще вчера бокал шампанского она уже без прежнего радостного предвкушения решила выпить в буфете театра.
Взяв на рецепции пару бутылок воды, Варвара Сергеевна вернулась в номер. В сумочке лежала шоколадка, в номере была кофемашина. Наскоро перекусив, она покормила пса и отправилась в душ. Взглянув на часы, поняла, что времени до похода в театр еще предостаточно.
Почувствовав резко навалившуюся после длинной дороги усталость, решила немного вздремнуть. Лаврентий без спроса запрыгнул на кровать и тут же свернулся калачиком у нее в ногах.
***
Весна уверенно захватывала пространство. Сосульки, висевшие на стыке хлипкой крыши и выкрашенной в казенный зеленый цвет стены, стремительно таяли. Гул проснувшегося от спячки, оживающего под солнечными лучами густого леса перекрывала непрерывная капель.
Васин младенец где-то на краю деревеньки напитывался материным молоком, а пустобрех-щенок, оторвавшись от соска, резвился во дворе, вызывая улыбку на хмурых, заскорузлых от ветра и тяжелой работы лицах охранников.
Столица насчёт «особенного» заключенного так и молчала.
Дежурный, оправдываясь за какие-то неведомые силы, объяснял, что телеграммы в связи с постоянными перебоями доходят до столичного начальства по принципу рулетки – и по этой причине по каким-то вопросам отвечают сразу, по каким-то ответов нет.
Варвара Сергеевна мучительно хотела вернуться в свое настоящее, но это было ей неподвластно.
– Возвратимся к нашему делу, – наугад вытащив из груды папок одну, она не без труда развязала тугой серый бант. – Где, когда и как, при каких обстоятельствах вы убили ту женщину?
Раскрыв папку, она демонстративно небрежно перебирала документы из дела какого-то Остапчука, задержанного, а затем этапированного (как усела она прочесть) в столицу за серию разбойных нападений.
– Я ее не убивал, – разглядывая щербатый грязный пол, помотал головой незнакомец.
– В прошлый раз вы сказали, что вас подставили… Кто и зачем, по вашему мнению, это сделал?
– Те, кто хотел от меня избавиться.
– Фамилии.
– Это ваша работа, – невозмутимо отвечал он, – выяснять фамилии.
– Выходит, вас слили. Какие-то могущественные силы, с которыми вы мутили темные делишки, взяли и слили, – шутейным тоном опытного следака, который часто действовал эффективнее откровенного «наезда», продолжала она.