Священная охота
Шрифт:
— Сны снились всем, но мне потребовалось некоторое время, чтобы понять: моё сновидение отличалось от остальных.
Молчание, напомнил себе Ингри, обладает собственной силой. Он решил подождать ещё. Йяда взглянула на него из-под ресниц, словно оценивая его способность воспринять рассказ о сверхъестественных событиях.
Начала она, по мнению Ингри, издалека.
— Случалось ли вам видеть раздающего милостыню человека, окружённого толпой изголодавшихся нищих? Они вьются вокруг него, как ураган, и пусть каждый в отдельности слаб, все вместе они сильны и устрашающи. «Дай нам, дай, ибо мы голодаем!»
Ингри настороженно кивнул, не особенно понимая, к чему клонит Йяда.
— В моём сновидении ко мне из деревьев вышли люди. С окровавленными руками, многие обезглавленные, в ржавых доспехах Древнего Вилда. Некоторые несли символы тотемов — черепа животных, изукрашенные разноцветными камнями, другие были одеты в шкуры — оленя и медведя, коня и волка, бобра и выдры, кабана и быка. Безликие, расплывчатые, страшно изувеченные… Огромная толпа вопила вокруг меня, как если бы я была их королевой, явившейся раздать какое-то странное богатство. Я не понимала их языка, а их знаки вызывали только растерянность. Я их не боялась, хоть истлевшие руки цеплялись за мою одежду, пока вся она не пропиталась холодной чёрной кровью. Они чего-то от меня хотели, но я никак не могла догадаться, чего именно. Однако я знала, что это им причитается.
— Ужасный сон, — сказал Ингри как можно более ровным голосом.
— Я их не боялась, но они разбили моё сердце.
— Они были так жалки?
— Нет… на самом деле нет. В своём сне я разорвала себе грудь, достала бьющееся сердце и протянула гиганту, которого сочла их предводителем. Он был одним из обезглавленных воинов — его голова в боевом шлеме висела на широком золотом поясе, и он держал древко с туго свёрнутым знаменем. Он низко поклонился мне, положил моё сердце на каменный алтарь и рассёк пополам обломком меча, который сжимал в руке. Половину он с великим почтением вернул мне, а вторую половину поместил на остриё древка знамени, и толпа разразилась криками. Я не могла понять, была ли это клятва верности, требование жертвы или выкупа, до тех пор… — Йяда умолкла и сглотнула.
Потом она заговорила снова:
— До тех пор, пока Венсел прошлым вечером не сказал: «Знаменосец». Я почти забыла свой сон под грузом новых бед, но при этих его словах увиденное во сне снова предстало мне — так ярко, что это было похоже на удар. Вы и представить себе не можете, каким чудом мне удалось не упасть в обморок.
— Я… ничего такого не заметил. Вы просто выглядели заинтересованной.
Йяда с облегчением кивнула:
— Это хорошо.
— И что же нового вы в результате поняли в своём сне?
— Я подумала… Я думаю теперь, что той ночью мёртвые воины сделали меня своей знаменосицей. — Правая рука Йяды выпустила поводья и коснулась сердца в священном жесте; Ингри показалось, что пальцы её судорожно сжались. — И ещё я неожиданно вспомнила, что сердце — знак и символ Сына Осени. Сердце — символ мужества. И верности. И любви.
Ингри подумал о том, что начал разговор, имея в виду тонкую политику, намереваясь придумать основательный, разумный, практичный план. Как случилось, что он снова
— Это был всего лишь сон. Давно ли он вам привиделся?
— Несколько месяцев назад. Мои спутники не могли дождаться, когда же мы вернёмся обратно, и подгоняли коней. А я ехала медленно и всё время оглядывалась назад.
— И что увидели?
— Ничего. — Йяда нахмурила брови, словно вспомнив о боли, которую испытала. — Ничего, кроме деревьев. Остальные боялись тех мест, но моё сердце они влекли. Мне хотелось вернуться — одной, если мой эскорт не пожелает меня сопровождать, и попытаться понять… Но прежде чем мне удалось улизнуть, меня отослали к принцессе, и… — Взгляд Йяды сделался напряжённым. — Но Израненный лес продать нельзя.
— Наверняка найдётся кто-нибудь, кто не слышал этих местных легенд.
Йяда покачала головой.
— Вы не понимаете.
— Разве эти земли майорат?
— Нет.
— Может быть, они заложены?
— Нет! И никогда не будут! Как смогла бы я их выкупить? — Йяда невесело рассмеялась. — Меня не ожидает выгодный брак; скорее теперь мне вообще не найдётся супруга. Надежд на наследство у меня тоже нет.
— Но если такой ценой можно спасти вашу жизнь, Йяда…
— Вы не понимаете… Да помогут мне пять богов, я и сама не вполне понимаю, но мёртвые воины поручили мне этот лес. Я не могу сложить с себя ответственность, пока… долг не выплачен.
— Долг? Какой платы могут желать призраки? Или просто нечто вам привидевшееся? — раздражённо бросил Ингри.
Йяда огорчённо поморщилась и лёгким движением руки отмела его сомнение.
— Не знаю. Но чего-то они от меня хотели.
— Тогда придётся найти другой способ, — пробормотал Ингри.
«Или вернуться к этому разговору позднее».
Теперь была очередь Йяды бросить на Ингри задумчивый взгляд.
— И каковы же ваши планы насчёт поиска того, кто наложил на вас заклятие?
— Никакого плана у меня нет, — признался Ингри. — Хотя после Реддайка… хм-м… не думаю, чтобы новое заклятие могло быть на меня наложено так, что я ничего не замечу. И не воспротивлюсь. — Смущённый тем, с каким сомнением Йяда подняла брови, Ингри более решительно добавил: — Я намереваюсь быть начеку и не позволю больше себя использовать.
— Мне кажется… вы уверены, что мишенью для нападения была в самом деле я? Может быть, не вы должны были стать орудием моего уничтожения, а я — вашего? Кого вы оскорбили?
От этой неуютной мысли Ингри ещё больше нахмурился.
— Многих. Это моё призвание. Только я всегда полагал, что враг просто пошлёт наёмных убийц.
— Вы думаете, обычный наёмный убийца захочет с вами связываться?
Губы Ингри дрогнули в улыбке.
— Он мог бы назначить более высокую цену.
На губах Йяды тоже промелькнула улыбка.
— Может быть, ваш враг — скряга и не хочет платить целое состояние за убийство воина-волка.
Ингри усмехнулся.
— Боюсь, моя репутация более красочна, чем то может быть доказано с мечом в руке. Противнику нужно было бы послать просто достаточно много солдат или пристрелить меня сзади в темноте. Это не так уж и трудно сделать. Человека, когда он один, убить нетрудно, как бы мы ни хвастались своей ловкостью.