Священная охота
Шрифт:
— Просвещённый, этот человек привёз для вас письмо. — Она взглянула на Ингри. — Как ваше имя, сэр?
— Ингри кин Волфклиф.
Женщине его имя явно ничего не сказало, но брови человека за столом поднялись ещё выше.
— Спасибо, Марда, — сказал он, вежливо отпуская жрицу. Та снова почтительно поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь.
— Просвещённая Халлана поручила мне доставить вам это письмо, — сказал Ингри, делая шаг к столу и протягивая конверт.
Просвещённый Льюко отложил свои бумаги и резко выпрямился.
— Халлана! Надеюсь, с ней ничего не случилось?
— Нет…
Льюко настороженно взглянул на письмо.
— Дело… сложное?
Ингри помедлил, прежде чем ответить.
— Халлана не показывала мне письма. Но я думаю, что сложное.
Льюко вздохнул.
— Ну, всё-таки это не ещё один белый медведь… Не думаю, чтобы Халлана подарила мне белого медведя. Вернее, надеюсь…
Ингри на мгновение забыл о цели своего прихода.
— Я видел белого медведя во дворе храма. Он… э-э… производит большое впечатление.
— Он совершенно устрашающий, на мой взгляд. Грумы просто рыдали. Да помилует нас Бастард, неужели они в самом деле собираются использовать его во время похорон?
— Именно так это выглядело.
— Нам следовало просто поблагодарить князя и отправить медведя в зверинец. Куда-нибудь подальше от столицы.
— Как он здесь оказался?
— В качестве сюрприза. Его привезли на лодке.
— Какого же размера должна быть для этого лодка!
Льюко улыбнулся изумлению Ингри и сразу стал выглядеть на несколько лет моложе.
— Я её вчера видел: она привязана у причала ниже по течению. Совсем не такая большая, как можно было бы ожидать. — Льюко провёл рукой по волосам. — Что касается медведя, то это дар, а может быть, взятка. Его привёз этот рыжеволосый великан с какого-то острова в холодном южном море — то ли князь, то ли пират, кто его разберёт. Князь Джокол, которого его преданная команда ласково называет Джокол Раскалыватель Черепов, как мне говорили. Я полагал, что белого медведя нельзя приручить, но этот князь растил своего любимца с тех пор, когда тот был крошечным медвежонком, — что делает его дар, пожалуй, ещё более ценным. Страшно представить, что за путешествие они проделали — те моря знамениты своими штормами. Подозреваю, что этот князь совершенно безумен. Как бы то ни было, на содержание медведя он пожертвовал храму несколько больших слитков чистого серебра — что, похоже, и лишило смотрителя храмового зверинца решимости отказаться от такого дара. Или взятки.
— Взятки ради чего?
— Раскалыватель Черепов желает увезти на свой обледенелый остров вместо белого медведя священнослужителя-квинтарианца. Каждый жрец должен быть горд и счастлив совершить такой подвиг ради веры. Храм объявил, что добровольцы могут прибыть в столицу. Об этом объявляли дважды… Если никто не объявится ко времени отплытия князя, придётся принимать меры — возможно, вытаскивать подвижника из-под кровати. — На лице Льюко снова промелькнула улыбка. — Я могу позволить себе посмеиваться: меня-то не пошлют. Ну ладно… — Льюко снова вздохнул, придвинул к себе письмо — так, чтобы восковая печать оказалась сверху — и низко склонился над ним.
Веселье покинуло Ингри, он снова насторожился. Его кровь — та самая кровь, — казалось,
Льюко положил руку на печать и на мгновение закрыл глаза. Что-то словно вспыхнуло вокруг него; Ингри ничего не увидел и ничего не учуял, но волосы у него на голове зашевелились. Он почувствовал что-то похожее на тот мучительный трепет, который ощутил однажды в прошлом; тогда источник был гораздо мощнее, но восприимчивость Ингри — слабее. В конце своего бесплодного паломничества в Дартаку, в присутствии сухонького, сгорбленного, усталого, совершенно обыкновенного с виду человека, который спокойно сидел перед Ингри, а через него мира материи касался бог…
«Льюко не волшебник, он святой, по крайней мере отмеченный богом».
И он знает, кто такой Ингри; похоже, он живёт здесь в храме уже давно, судя по состоянию его кабинета, а Ингри никогда раньше его не видел… или не замечал. Определённо, Льюко не бывал среди тех настоятелей, которые являлись к хранителю печати или в королевский дворец: помнить их всех входило в обязанности Ингри.
Льюко поднял глаза; теперь в них уже не было заметно веселья.
— Вы служите хранителю печати Хетвару, не так ли? — мягко поинтересовался он.
Ингри кивнул.
— Это письмо было вскрыто.
— Но не мной, просвещённый.
— Кем же?
Ингри лихорадочно думал. Письмо попало от Халланы к Йяде, потом к нему… Йяда? Наверняка нет. Оставляла ли его где-нибудь Йяда, вынимала ли из кармана своей амазонки? Она была в этой одежде всё время, за исключением… за исключением того ужина с графом Хорсривером. А Венсел выходил из-за стола, чтобы ознакомиться со срочным сообщением… ну да! Графу ничего не стоило заставить дуэнью позволить ему порыться в вещах пленницы, но неужели Венсел рассчитывал, что какой-то шаманский трюк позволит ему провести волшебника?
«Но ведь Льюко не волшебник… или всё-таки волшебник?»
— Без доказательств любое моё предположение может оказаться клеветой, просвещённый, — уклончиво ответил Ингри.
Взгляд Льюко стал пугающе пронзительным, и Ингри испытал облегчение, когда внимание жреца снова переключилось на письмо.
— Что ж, посмотрим, — пробормотал Льюко и вскрыл письмо, сломав печать.
Несколько минут он внимательно читал послание, потом потряс головой и поднялся, чтобы наклониться ближе к окну. Дважды он переворачивал исписанный лист вверх ногами, а один раз, искоса взглянув на Ингри, поинтересовался:
— Говорит ли вам что-нибудь фраза «разорвал свой цеп»?
— Э-э… может быть, «цепи»?
— Ах, конечно! — обрадовался Льюко. — Так гораздо понятнее. — Он стал читать дальше. — А может быть, и нет…
Он дочитал до конца, нахмурился и начал читать письмо заново, рассеянно махнув рукой куда-то в угол:
— По-моему, где-то там есть складной стул. Присядьте, лорд Ингри.
К тому времени, когда Ингри разыскал стул, разложил его и уселся, Льюко оторвался от письма.
— Жаль мне того шпиона, которому пришлось расшифровывать это, — с сочувствием сказал он.